Как завести дракона

Перед ним стояла самая роскошная машина из всех мною виденных в Блетфорте. Ну может не самая… но к таким я и правда прежде никогда не подходила. Какого-то удивительного цвета лазурного моря, перемежающегося глубоким синим, блестящая, с длинным хищным носом и надписью на футархе… Правда, все это великолепие немного портил надменный профиль Декстера за рулем, но можно же глаза высоко не поднимать — так, на колесные диски любоваться.

Да и вообще, не такой уж он и кошмарный в машине…

Ух, похоже ты, Иринка, меркантильная дрянь.

Яр Кингсман повернул ко мне голову и уточнил вдруг:

— Вас подвезти?

— Если что, то будут свидетели, что я к вам в машину садилась! — пропищала я, не подумав — блин, как всегда. А потом стушевалась немного, — Я имею в виду, что спасибо, нет.

Если уж у Эльвина машина едва прошла по нашему проулку, то что стоило ждать от этого великолепного монстра?

Яр Кингсман подозрительно тяжелым взглядом окинул меня и напрягшегося дракончика.

— Завтра жду в Управлении в три пополудни, — завел он мотор — никакого рева! урчал, что японский автопром на немецком движке — и сорвался с места.

— Ири… — Эльвин сделал рука-лицо.

— Молчи, — вздохнула. Уселась в его машину, и тут меня пронзила ужасная мысль, — Слушай, а у вас там… ну, у высших яров… все как ты или больше как Кингсман?

После паузы блондинчик спросил таки:

— Тебя обрадовать или напугать?

— Просто скажи правду.

— Я «там» как яр Кингсман.

— Бл… — вырвалось у меня снова прежде всех разумных мыслей. — Я выживу?

— Ну… в детстве я представлял, что все это — игра. Театр. Где я зарабатываю с каждым выходом на сцену себе на свободу, — он чуть смутился, — Я отличался от своих сверстников, но рано понял, что это не приветствуется. Так что… тебе тоже придется притворяться.

— А он… — я задумалась, — притворяется?

Пожал плечами. И тоже потарахтел в сторону моего дома.

Когда я добралась до своей комнаты, то не могла поверить своему счастью — рухнула на кровать и мгновенно уснула, не раздеваясь. И проспала почти до полудня, а потом долго приводила себя в порядок в крохотной общей ванной комнате — там и ванны-то толком не было, так, таз — и завтракала в приличной желонье.

Так что к Управлению подошла почти человеком… где быстро выяснила, что человека из меня как раз будут делать. Сначала пригласили на третий этаж, в логово правильного маньяка Декстера, и…

— Мира Уотсон, — протянула я руки в бодрой женщине, вышедшей на стук детектива в какую-то дверь без опознавательных знаков.

— Мири Джонс, — она обрадовалась, — Пойдемте!

— Все-таки вы ей что-то внушили, — буркнул яр Кингсман, но мы обе сделали вид, что не заметили.

Меня же провели… в гардеробную.

Чего здесь только не было! От доспехов до попон, от каких-то странных восточного вида одеяний до роскошных и откровенно порочных платьев.

— Конфискат? — изумленно расширила глаза.

— Что вы, — всплеснула руками мира, — Все куплено новым и используется ради особых заданий…

— Мечта, — плотоядно прошептала и зарылась руками в какую-то парчу с бархатом. — Кажется, вы меня теряете…

— Мири Джонс! — раздалось суровое рядом со мной, но когда я повернулась к яру Кингсману, не в силах сменить восторженного выражения лица — ну это же мечта всех девочек! театральная костюмерная в полном распоряжении! — тот смягчился немного. — Вам подберут наряд для театра. И сделают прическу. Драгоценности тоже понадобятся… мира Уотсон, не мне вам объяснять. В общем, к шести будьте готовы.

— Ой, да у нас прорва времени! — захлопала я в ладоши.

— Не так много, — отрезал детектив, — Нужно будет еще научить вас основным нормам поведения в театре, жестам, как сидеть и…

— Мы справимся, — пообещала мира Уотсон — а я, между прочим, не была так уверена! — и выставила слегка недоговорившего Кингсмана за дверь. И потом повернулась ко мне, потирая руки, — Давно у меня не было таких хорошеньких подопечных. Какие цвета будем смотреть?

Уи-и-и-и!

Не безнадежная я...

Я не была такой уж дикой.

Не ела руками, не ковырялась в носу, не плевала на пол — хотя тут это было не так уж и зазорно — и мылась даже чаще, чем местные.

Я знала, как пользоваться столовыми приборами и запомнила, как делать реверанс, умела молча и очаровательно улыбаться, как примерная мири — мне просто не давали на это шанса! — не примкнула к рядам местных оголтелых феминисток, о существовании которых я с удивлением узнала совсем недавно, не пыталась сама открыть дверь и чинно кивала в ответ на приветствие тех, кто со мной в одной плоскости — то есть немногих.

Моя «грубость», как ее трактовали местные яры, и способность ляпнуть что невпопад, вперед того, чтобы подумать, проистекали, скорее, от живости и избалованности любимого ребенка, который вырос в достатке в современной Москве, вел бложик и с удовольствием упражнялся в остроумии со своими друзьями.

Я не хотела себя терять… такую.

Может потому и продолжала выводить из себя даже тех окружающих, кого не стоило.