Как жаль, что мои родители об этом не знали (и как повезло моим детям, что теперь об этом знаю я)

Джон: Раньше, если Лукас говорил или показывал, что он несчастен, я мог обронить что-то вроде: «Не грусти, ведь в субботу мы пойдем в зоопарк» или «Я куплю тебе новую игровую приставку». Прорабатывая ситуацию с психотерапевтом, мы обнаружили, что сын воспринимал мои слова как обвинение. Я хотел возразить: «Ничего подобного!», но врач мягко остановил меня и попросил признать за Лукасом право так считать.

Казалось, если я соглашусь с тем, что, скажем, Лукасу грустно, когда, возвращаясь домой, он не встречает там меня, – то ему станет еще хуже. Это было тяжело. Но поскольку нас сильно встряхнуло то, что произошло, не оставалось ничего другого, как внести изменения в свою жизнь. Поэтому мы поступили так, как советовал врач.

Теперь, когда Лукас говорит, что ему грустно, я научился спрашивать, на что это похоже, где именно концентрируется это чувство, знает ли он причину своей печали. После того как мы приняли его эмоции, он понял, что его слушают, а не отталкивают, и, к моему удивлению, ему стало лучше.

Еще мы поняли, что недостаточно просто говорить сыну, что мы его любим. Необходимо показывать ему, что для нас нет ничего важнее. А так оно и есть, именно поэтому мы так много работаем. Нужно демонстрировать ему нашу любовь, находясь рядом с ним, а не только желать ему доброй ночи по Скайпу или развлекать в выходные.

Я получил ссуду и смог провести месяц дома с Лукасом. Мы обнимались, смотрели мультфильмы, посещали психотерапевта. Лукас не очень много говорил, но когда он говорил, я его слушал. Врач посоветовал мне слушать, не пытаясь немедленно все исправить, и я попробовал внедрить эту практику за тот месяц.

Сейчас Лукас снова ходит в школу. Мы устроили все так, чтобы один из нас возвращался домой до шести часов. Таким образом, каждый вечер в его распоряжении минимум два часа полного внимания кого-нибудь из родителей. Мы вместе ужинаем, играем или просто смотрим телевизор. Хотелось бы сказать, что за эти два часа я не прикасаюсь к телефону, но, по крайней мере, я стараюсь этого не делать.

Для Эннис все оказалось гораздо тяжелее. Ей было очень плохо от мысли, что они рисковали потерять сына или он мог серьезно пострадать, что она даже не понимала, насколько ужасно чувствовал себя Лукас.

Испытываемое родителями чувство вины не помогает ни им, ни детям. Помогает осознание своих ошибок и их исправление. Я не устану подчеркивать на протяжении всей книги: никто из нас не идеален, все мы ошибаемся. Но не ошибки имеют первостепенное значение, а те изменения, которые мы вносим, поняв их. Разлад с детьми может привести к трудностям в отношениях с ними и нанести вред их душевному здоровью только в том случае, если мы его не загладили.