Должно быть, ужасно проторчать в пробке целый час. Если бы я оказалась в такой ситуации, я бы вся изнервничалась и чувствовала бы себя отвратительно и беспомощно, представляя, что не заберу дочь вовремя. Я бы так волновалась: в детском саду подумают, что я безответственная мать, раз я опоздала. Я бы расстраивалась из-за того, что моя дочь расстраивается. Зная свою способность довести себя до крайности такими мыслями, я хорошо представляю себе, как добираюсь до сада будучи на грани. Мне необходимо, чтобы дальше все шло гладко, тогда возможно восстановить обычный порядок вещей. Поэтому я бы так торопилась войти обратно в колею, что, наверное, не оставила бы себе возможности подумать о настроении Айофе. Я бы тоже пыталась заставить ее вести себя хорошо, потому что у меня не сохранилось ни на йоту эмоциональной энергии остановиться и попытаться выяснить, что она чувствует, и придумать, как утешить ее. Это так унизительно, когда посторонние люди, вместо картины любви и полного единодушия между нами, вынуждены наблюдать истерику моего ребенка и мою полную неспособность с ней справиться. (Сейчас, с высоты опыта мамы, ребенок которой уже давно вышел из детсадовского возраста, могу заявить, что все мы бывали в такой ситуации). Я бы чувствовала себя ужасно от того, что мне пришлось ей угрожать. Да еще забыла сумку с продуктами – конечно, где уж тут все удержать в голове в такой обстановке. Я бы тоже разрыдалась, оказавшись в надежных объятиях того, кто меня знает и любит.
А потом я попыталась представить, каково было Айофе.