Как женить слона

Григорий молчал и злился, его ярость копилась и иногда проливалась, как вскипевшее молоко. Вчера он увидел мой стакан из-под чая на столике в спальне и накричал на меня за то, что я, невероятно безответственная особа, совсем ни о чем не думаю и повреждаю полировку нашей мебели безвозвратно. Когда я ответила ему, что полировка на нашей мебели меня не волнует, что мне буквально плевать на полировку всей нашей мебели в целом и на покрытие этого конкретного столика, он не нашел даже что мне ответить. Тогда я добавила, что хоть сейчас готова нацарапать гвоздем на нашей мебели, что именно я думаю о Грише и его способах решать проблемы «по-боевому». И хлопнула дверью.

Сегодня все вели себя тише воды ниже травы, хотя куда уж ниже, если наша трава во дворах только-только проклюнулась из земли. Свежезаваренный кофе наполнил запахом всю кухню, сосиски дымились, горошек лежал горочкой, бабушка нарезала хлеб. Варя прокричала из комнаты, что не голодна, но затем все же вышла к нам и уселась за стол, не отрывая хмурого взгляда от своего телефона.

Счастливая семья.

– Как идет подготовка к ГИА? – спросил муж так, словно это был самый главный вопрос. Он осторожно порезал свою сосиску и теперь не спеша вкушал, изображая столь не свойственное ему спокойствие.

– Нормально, – бросила Варвара где-то минуты через три после того, как вопрос прозвучал, успев уже стать неактуальным.

– А подробнее? – чуть холоднее спросил Григорий, принимаясь за вторую сосиску.

– А подробнее – все нормально, – снова пробормотала дочь и улыбнулась чему-то.

– Что ты там смотришь? – поинтересовалась бабушка.

– Неважно, – отмахнулась Варя, отпивая из стакана чай с молоком, который я молча подставила ей, зная, что она его теперь любит.

– Ну-ка, дай сюда, – молниеносным броском Григорий выхватил телефон и уставился на беззвучное видео.

– Отдай! – крикнула Варя и потянулась, но мой супруг только отвернулся в сторону и принялся с интересом смотреть на видео с застывшим на подоконнике котиком, взгляд которого остекленел, хотя определенно котик был живым. Что именно привлекло его интерес, неизвестно, но он не реагировал ни на поглаживания, ни на тычки хозяйки. Он смотрел.

– Что за чушь? Чем ты занимаешься? Ты бы лучше хоть немного подумала о своем будущем, которое ты сливаешь в унитаз! – раздражение супруга наконец-то прорвалось. А я все гадала, когда же час настанет.

– Это ты сливаешь в унитаз мирный семейный завтрак, – заметила я спокойным тоном. – Варя, тебе положить еще горошка?

– Нет, мам, спасибо, – фыркнула дочь. Тон у нее был возмущенный.

– Тогда бутерброд с сыром? – предложила я, и она, помедлив, кивнула.

– Только если он не будет прикапываться, – добавила Варвара.

– Он? – нахмурился Григорий. – Это я, значит, прикапываюсь к тебе. Давай, хорошо! Я перестану. Оставлю тебя в покое, ты ведь этого хочешь? Варвара, отвечай!

Варвара вместо ответа откусила от поданного мной бутерброда и принялась демонстративно пережевывать его, запивая чаем. Суть «посыла» – плевать ей на всех нас, а на отца особенно.

– Перестань жевать, как корова! – рявкнул муж. Я вздрогнула, а свекровь, стоявшая до этого безмолвно около плиты, вдруг засуетилась и принялась мылить и споласкивать одну и ту же тарелку, шуметь водой, делать все, что угодно, чтобы только перекрыть этот разгорающийся конфликт.

– Перестань вести себя, как осел, – прошипела я.

– И ты туда же? – вспылил он. – Она шляется черт знает с кем, не учится, скоро в проститутки подастся, а ты будешь ее защищать, да? Может, сразу отдадим ее в школу стриптиза? Туда, я думаю, и ГИА этот дурацкий не надо сдавать. Там другие способности нужны.

– Значит, вот ты как обо мне думаешь? Я ненавижу тебя, ненавижу! – закричала Варвара. – Всю жизнь ты пилишь меня, даже если притащила домой четверку, как будто в этом счастье – в красном дипломе. Да на что он нужен?

– Чтобы поступить в институт! – заорал отец.

– И потом выйти замуж за препода и залететь от него, – не удержалась и добавила я, вспомнив наш разговор о будущем Варвары. – Или даже в другой последовательности, сначала залететь, а там уж и замуж.

– Замолчи, Ирина! – повернулся ко мне муж.

– Нет уж, дорогой. Не собираюсь я молчать. О чем ты вообще говоришь? Твоя дочь беременна. Ты меня услышал? БЕРЕМЕННА! У нее будет ребенок. Мы должны говорить об этом. Решить, что мы будем с этим делать. Не бежать в полицию, не пытаться посадить всех в тюрьму. Не орать на дочь из-за того, что она не готовится к ГИА. У нас теперь вопросы куда сложнее.

Чем больше я говорила, тем явственнее понимала, что у меня нет больших шансов быть услышанной. Никем, кроме разве что самой Вари, которая смотрела на меня с удивлением и надеждой. Конечно, ведь и ее волновали именно эти вопросы. В отличие от моего мужа и его матери.

– Я не понимаю, Ирочка, о чем ты говоришь, – Алевтина Ильинична резко выключила воду и развернулась ко мне. Ее руки были мокрыми, она вытерла их старым, сотню раз стиранным полотенцем. Лицо свекрови было краснее, чем всегда, она глубоко и возмущенно дышала. – Ну, какой ребенок, а?

– Вы опять? – разозлилась я.