Как жить и властвовать

Поэтому ошибётся тот, кто представит себе «зерцала» в виде унифицированных и повторяющихся формул. Стремление дать рекомендации в части безостановочно меняющихся жизненных обстоятельств и разных политических целей приводило к тому, что в этих трактатах постоянно ощущалось биение живой мысли – спорящей сама с собой из-за стремления выразить многоцветье мира, переливчатость его красок. Нечасто встретишь на страницах «зерцал» унылую однозначность: мол, поступай всегда таким-то образом и никак не иначе. На одной странице – «Утро вечера мудренее», на другой – «Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня». Эти и подобные максимы соотносятся – иногда в одном произведении, чаще в разных – не как взаимно противопоставленные и отрицающие одна другую, а как взаимодополняющие, комплементарные одна относительно другой. Диалогичность приводимых в «зерцалах» притч, историй, легенд, рассказов, целых повестей («Калила и Димна», «Тигр и Лис», «Лев и Шакал») – не что иное, как отражение внутренней противоречивости и неоднозначности мира. И признание читателем-учеником правильности той или иной идеи зависит от того, с кем мы себя идентифицируем – с сильным Львом или хитрым Шакалом, с услужливым придворным или с отважным военачальником. Да ещё не забыть, что наши ролевые установки меняются в этом беспрестанно обновляющемся мире. Поэтому альтернативность и взаимодополнительность рекомендаций, приводимых в «зерцалах», – великое благо для научающегося жить и властвовать. Настойчиво и неустанно мыслить, полагать себе достойные цели и, наконец, действовать, избрав подходящий образ действия, – этому в первую очередь учили и учат «княжьи зерцала».

Особо нужно выделить такие способы обоснования истинности, как использование формально-языковых средств. Обращалось большое внимание на однокоренные или близкие по звучанию слова. И затем эти формально-языковые связи проецировались на окружающую действительность, организовывая и упорядочивая её, задавая определённое миросозерцание. Например, мало какой автор мог удержаться от того, чтобы не сообщить, что слово «визирь» (министр) происходит от слова визр (тяжесть, бремя). Следовательно – сколько таких «следовательно» встречается не там, где надо! – министр есть тот, кто призван нести на себе основное бремя властвования, сняв его с властелина. Если слово сийя́са обозначает не только «политика», но и, исходно, «уход за скотом», то, следовательно, политик есть пастырь. Ну а подданные – понятно кто.

Здесь же отмечу, что для «зерцал» было характерно широкое использование «речений стихотворцев». Создаётся впечатление, что заимствованные или сочинённые поэтические строки обладали для средневекового автора, вкрапляющего их в прозаический текст, самостоятельной и абсолютной доказательной ценностью. Почему? Авторитетность того или иного поэта играла здесь, конечно, свою роль. Но особая убедительность стиха заключалась, возможно, в том, что он своими ритмами и рифмами организовывал действительность, вычленял из неё какой-то аспект и в лапидарном, афористичном виде отдавал в распоряжение человека. Беспорядочному и неуравновешенному миру навязывалась устойчивость стиха (каждая строка в арабской поэзии состоит из двух равновесных полустиший – бейтов). Тем же задачам служил и садж – рифмованная проза[4].

Хочу обратить внимание русскоязычного читателя на то, что и мы с вами находимся под воздействием подобных вещей или даже сознательно ими пользуемся. Согласитесь, что «кормило» («Он стоит у кормила державы…») ассоциируется у нас не с рулём, а с тем, чем или из чего кормятся. Здесь мы устанавливаем ложную этимологию: «кормило – кормить, кормиться». На рифме держится утверждение о том, что в России две напасти: внизу – власть тьмы, вверху – тьма власти. А ведь это – неправда. В России напастей значительно больше, чем две.

Но нельзя не вспомнить и о том, что наряду с этими общими тенденциями мысли есть и несовпадения, различия. Приведу характерный пример. На страницах «зерцал» порой встречаешь такие родные, давно известные афоризмы, о которых и не подумаешь, что они не исконно русские. Например, «Лучше воробей в руке, чем журавль в небе» [15]. Но тут же и неожиданная рекомендация Праведного халифа Омара о том, каким подобает быть наместнику. «Наместник должен быть настолько жестоким, чтобы усекновение чьей-то главы по закону было для него подобно убийству воробья. Но он должен также обладать такими мягкостью, жалостливостью, милосердностью и сострадательностью, чтобы быть не в состоянии решиться даже на убийство воробья» [16].