Как жить сегодня. Письма о духовной жизни

В наше время очень трудно. Нет руководителей, нет книг, нет условий жизненных. И на этом пути — обращаю ваше внимание, подчеркиваю — на этом сложном пути, как это видно у всех святых отцов, самое важное, самое трудное — привести человека к смирению, ибо гордость привела и денницу, и Адама к падению. И вот это — путь Господень для человека, который всей душой решился жить ради Господа, чтобы спастись. А без смирения человек не спасается. Хотя мы и не достигаем настоящего смирения, но, так сказать, начального уровня можем достигнуть.

И когда человек вот так придет, припадет ко Господу: «Господи, делай все со мною Сам, я ничего не знаю (на самом деле, что мы знаем?), делай со мной, что хочешь, только спаси», — тогда Господь начинает вести человека Сам».

Действительно, ничего еще батюшка не знал в то время о духовном пути, но припал со слезами к Богу, и Господь Сам его повел. «Повел так, что я после этого года два в Волочке жил, занимался с книгами, молился дома», — говорил отец Никон. Это был период «горения» его сердца. Он не видел и не слышал того, что делалось вокруг него. В это время он снимал одну половину частного дома в Сосновицах. Ему было всего 21–22 года. За тонкой перегородкой — пляски, пение, смех, игры молодежи: там веселились. Приглашали и его. Но потерял он вкус к миру, к его наивным, близоруким, сиюминутным радостям. «Ешь, пей, веселись — завтра умрем» — этот девиз не устраивал ни его сознание, ни, тем более, его сердце.

Эти два последующие года его жизни были временем непрерывного подвига, настоящего аскетизма. Впервые здесь познакомился он с творениями святых отцов, впервые, по существу, с Евангелием. Вот что рассказывал батюшка об этом периоде:

«И только у святых отцов и в Евангелии я нашел действительно ценное. Когда человек начнет бороться с собой, будет стремиться идти путем евангельским, то ему святые отцы сделаются необходимыми и своими родными. Святой отец — уже родной учитель, который говорит душе твоей, и она воспринимает это с радостью, утешается. Как тоску, уныние, рвоту вызывали эти философии и всякие сектантские гадости, так, наоборот, как к родной матери, приходил к отцам. Они меня утешали, вразумляли, питали.

Потом Господь дал мысль поступить в Московскую духовную академию (в 1917 году). Это много для меня значило».

Но через год занятия в академии прекратились.

«Затем Господь устроил так, что я несколько лет мог пробыть в Сосновицах один, в уединении». Здесь он преподавал в школе математику, имея небольшое количество часов. Потом переехал в Москву и устроился псаломщиком в Борисоглебском храме.

За десять дней до своей смерти — 28 августа 1963 года — из последних сил батюшка кое‑что рассказал собравшимся у его постели близким об этом отрезке своего пути в качестве «психологической иллюстрации духовной жизни из уст уже умирающего человека — может быть, послужит для пользы»:

И там [в Сосновицах] жил поподвижнически: ел кусок хлеба, тарелку пустых щей. Картошки тогда не было почти. И при этой, так сказать, настоящей подвижнической жизни (теперь можно все сказать) я весь день находился в молитве — в молитве находился и в посте. И вот тут‑то я понял духовную жизнь, внутреннее состояние: Господь открыл действие в сердце молитвы. Я думал, что Господь и далее устроит меня куда‑нибудь в деревню, в какой‑нибудь домишко — развалюшку, где я мог бы продолжать такую же жизнь. Хлеба мне было вот, с пол — ладони, достаточно, пять картофелин (я уже привык) — и все.

Господь не устроил этого. Кажется, почему бы? А для меня понятно. Потому что в самой глубине души вырастало мнение о себе: вот как я подвижнически живу, я уже понимаю сердечную молитву. А какое это понятие? Это одна миллиардная доля того, что переживали святые отцы. Я говорю вам, чтобы вы немножко поняли. И вместо такого уединения Господь устроил так, что я в самую гущу ввалился, в суету самую, чтобы я вывалялся в ней, понял, что я сам ничто, и припал бы к Господу, и сказал: «Господи, Господи, что я? Только Ты наш Спаситель».

Я познал, что Господь так устраивает потому, что нужно человеку смириться. Кажется, ясно? Но вот совсем‑то для человека и не ясно это оказывается. После этого принял монашество, был в лагере, вернулся и все равно привез высокое мнение».

Постриг с именем Никона он принял 23 марта (старого стиля) 1931 года от епископа Минского (бывшего настоятеля Борисоглебского храма) Феофана (Семеняко) в Минске, куда они приехали вместе из Москвы. В день Благовещения Пресвятой Богородицы, 25 марта того же года, отец Никон был рукоположен во иеродиакона, а 26 декабря 1932 года (на второй день Рождества Христова) — во иеромонаха тем же епископом, как пишет в автобиографии. В 1933 году, 23 марта (в день пострига), отец Никон был арестован и сослан в сибирские лагеря на пять лет. Вследствие зачета рабочих дней был освобожден в 1937 году. Сохранился следующий документ:

19/1—1937 г.

г. Комсомольск — на — Амуре

Удостоверение