В 1832 году болезнь дошла до городка Билстон близ Вулвергемптона. Уильяму Миллуорду, проживавшему на Дак-лейн, было 26 лет. Он был инженером, довольно перспективным профессионалом среднего класса, так что возможность обратиться за врачебной помощью у него была. Жил Миллуорд в удобном, хорошо обустроенном доме. Примерно 20 августа у него началась рвота. Скорее всего, в течение часа за ней последовала сильнейшая диарея. Он не мог контролировать свои телесные отправления, и вся его одежда вместе с постельным бельем оказалась испачкана — ему не хватало сил воспользоваться ночным горшком. Если бы в тот вечер к нему вызвали врача, он назначил бы больному лишь лекарство на основе опия, чтобы облегчить боль, главную надежду возлагали на собственные силы человека и на заботу сиделки. Жертва болезни страдала от сильного обезвоживания, но любая жидкость, в том числе и вода, не усваивалась организмом. К исходу следующего дня у большинства больных синели губы, вваливались щеки, желтела кожа. Уильям умер 24 августа.
В 1832 году никто точно не знал, чем вызвано распространение холеры, но большинство считало, что болезнь связана с запахом. Самый большой шанс на выживание семья получала, если ей удавалось наилучшим образом избавиться от следов рвоты и фекалий больного. Все вещи по возможности стирали и кипятили, а комнаты окуривали серой. (В результате под угрозой заболевания чаще всего оказывались женщины, занимавшиеся стиркой. Если они тоже подхватывали болезнь, их могли срочно отправить в больницу в надежде защитить остальных домочадцев, хотя удручающие показатели выживаемости в благотворительных лечебницах давали мало надежды на выздоровление самой больной.) Несмотря на все усилия семьи Миллуорд, двухлетняя Кэтрин три дня спустя сошла в могилу вслед за Уильямом.
Если холера угрожала даже людям из среднего класса, проживающим в хорошем доме, для людей с ограниченными ресурсами это испытание неизбежно оказывалось еще более трудным. Возможность вызвать врача не играла почти никакой роли, принципиальное значение имело то, что в тесных и грязных помещениях было намного сложнее изолировать больного человека от здоровых. Не имея достаточного запаса одежды и постельного белья, пациента невозможно было содержать в чистоте, и это повышало риск для всех остальных членов семьи.
В одном городке с Уильямом жили три шахтерские семьи Бейли, вероятно, связанные между собой родством. Джон и Элизабет жили на Эттингшел-лейн, им было по 40 лет. Элизабет заболела и скончалась 15 августа, а Джон последовал за ней на следующий день. Их семилетняя старшая дочь продержалась еще две недели, а четырехмесячная малышка Энн дожила до середины сентября — все это время за ней, вероятно, присматривали соседи или родственники. Возможно, поначалу Энн взяла к себе еще одна семья Бейли, также живущая на Эттингшел-лейн, — Уильям и Элизабет. Уильяму было 30 лет, его жене на два года меньше, и у них была собственная пятимесячная дочь. Все они умерли к концу августа. Третья семья Бейли жила сразу за углом, на Лестер-стрит. Томас, Элизабет и трое их детей, Джон, Генри и Энн, умерли один за другим в течение восьми дней.
Были и те, кто выжил: удачливого больного спасал собственный крепкий организм, а кроме того, помогало сочувственное и настойчивое выкармливание. Самой эффективной жидкой пищей для частого приема были некрепкий говяжий бульон, содержавший природные соли, и ячменный отвар, содержавший небольшое количество сахара. В то время никто этого не знал, но слабый водный раствор соли и сахара мог обеспечить организму необходимую регидратацию после тяжелой диареи. К сожалению, многие люди погибли из-за отсутствия необходимых знаний. Но иногда больному удавалось случайным образом получить эти простые восстанавливающие средства из других продуктов и жидкости. Однако для того, чтобы заставить больного холерой принять то количество жидкости, которое действительно могло как-то изменить его состояние, требовались самоотверженность и отвага. Уход за больными в таких ужасных условиях был настоящим подвигом.