Как зовут четверку «Битлз»?

Эти гладкие островерхие башни в причудливом беспорядке возвышались над равниной, словно некому было позаботиться об архитектурном ансамбле города. Зато сами здания были весьма и весьма основательные. Тщательно продумывались не только размеры комнат и кухонь, но и расположение внутренних лестниц, вентиляции и мусоропроводов. Башни казались непроницаемыми монолитами, однако внимательный взгляд различал в отполированных стенах массивные двери, окна со ставнями и подзорные трубы, через которые их обитатели часами вглядывались в небо в надежде первыми обнаружить малейшие признаки дождя. Укрывшись за костяными стенами, одни терпеливо изучали горизонт в поисках самого ничтожного облачка. Другие, смирившись с жизнью в башнях, изучали в подзорные трубы городские новости. Вечером за чаем они обсуждали необычайное происшествие: появление ямки на безымянной улице. Однажды какой-то хорек, заблудившийся в подземных ходах, по ошибке выскочил на поверхность прямо в городе. Знатоки тотчас же занялись статистикой и подсчитали, сколько хорьков в неделю пробегает по городским улицам, какой процент их живет под выгребной ямой, в подполе булочной или гастронома. Подзорные трубы, встроенные в толстые стены, позволяли кое-кому следить и за любовными свиданиями. Правда, по общему мнению, время было отнюдь не подходящее для подобных мероприятий. И сами люди были уже не те, да и любовь порядком изменилась за двадцать долгих лет и теперь то ли попахивала нафталином, то ли отдавала болотной гнилью. К тому же у большинства появилась масса неотложных забот, вырывавших их из робких любовных объятий. Но тем не менее любовь не покинула город башен из слоновой кости, и любопытствующие могли убедиться в этом воочию. Остались даже любовные послания — теплые волны ласковых слов, захлестывающие влюбленных. Стоит, однако, оговориться, что витиеватость стиля, отличавшая эпистолярный жанр в доброе старое время, окончательно исчезла из обихода. И все же эти листочки смягчали сердца и подготавливали почву для будущих брачных церемоний. Вот так начиналось послание двадцатилетнего юноши своей избраннице, обитавшей в одной из соседних башен:

ЛАРМ! ОДЛИ НО КККРАГ! ВЕЙ, КУР БРИНЦЦЦИ ХЛИГГ. ЖХЫННЛ П ЛБО МИИТЕНЕН РГ7. ДМЗЗ ВЛУН? ПРИТБМ, АФДРЕТ ХЛИГГ! РТЕЗРБВ ФХТ ГГФТЕРР. Ф. ХМУЗ ДФЕРЕ УЗ БРУСТ ЗУУИЗО ДФКА МЛЖИ УНСТЕД КР! ГГФ ДГРТЕ. САЧЕРДР М-Н ХЛИГГ.

Охваченный нетерпением, он изливал свои пылкие чувства, весьма умело соблюдая правила тонкой игры упреков и уступок:

НГБ РТЗ. КВФГР ТУИ ЗИТЗИГ ОП В-Б TOE РСВАО ЗАСОАДТУЗ РТУЗХЛ Н МВГГР БКУОЖК ТУЙУ Л-М КФДО ЗНГНТИН КХЛ ХЛИГГ ТОЕРСВА БРАНДЕТ РЫТ ХЛУБ САА ПИОЗОЙ О!!!

В конце своего признания юноша молил девушку хотя бы о капле благосклонности:

Р ТУРИНГ ТФНФ ССС ЩНИТН ЛИС Д МВЕЛТ РАНБ.

В постскриптуме он приписал пару нежных слов:

ВВРН. ЛАТ-ПИЛ.

Только письма и имели хождение в городе. Хождение — единственно точное слово, потому что по улицам вообще никто не ходил. Лишь изредка пробегали крысы или ослепленные светом хорьки. Под землей пролегала сложная система тоннелей. По ним переправлялись все послания. Среди писем попадались и деловые: люди продавали и покупали земельные участки, впрочем, никому не нужные, а порою и не существующие. Вся эта переписка смахивала на спортивную разминку, своего рода шведскую гимнастику. В письменной форме опрашивалось общественное мнение о возможном запуске воздушного шара для получения метеосводок. Разумеется, все соглашались, но никто не решался выйти на улицу — это было небезопасно. Солнце по-прежнему палило безжалостно, не щадя ни людей, ни землю. Только иногда по вечерам редкие искатели приключений, вооружившись охотничьими ружьями и прихватив кое-какой инструмент, пускались в путь к морю. Смельчаки и не надеялись увидеть там поджидающие их корабли, они намеревались добраться до моря и построить плот, чтобы затем отплыть в Гожоло — плавни, где жили рыбаки. Правда, дальнейшая их участь оставалась неизвестной.