«Какаду»

— Вы молчите? Почему? Может быть, полагаете, что не следует касаться вопросов, затрагивающих роль палача, роль жестокую и античеловечную, но ведь мы сами заговорили о ней, правда, отчасти принужденные к тому жестокостями войны. Согласен. Можем не говорить об этом. Хотя мужчины вообще-то охотнее всего рассуждают как раз о своих профессиональных делах. Однако мы можем принять и другой, не менее волнующий вариант дискуссии. Представим, например, что мы оба — неустанно преследуемые и обреченные на смерть люди, которым лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств удалось дожить до этой минуты. Что за великолепная тема, не правда ли? Мы — жертвы тупого тоталитаризма, для общества уже почти не существуем, но несмотря на это, а быть может именно поэтому, защищаемся изо всех сил, хотя уже совершенно изнурены такой борьбой. Все чаще нас охватывает разочарование и бессилие, вытекающее из чувства собственного одиночества в этом враждебном и отталкивающем мире, но несмотря ни на что, именно сейчас жизнь как бы приобретает для нас новые краски, время — новый ритм, каждое мгновение становится драгоценным, любая пора дня или ночи — бесконечно прекрасной, наши переживания делаются более острыми; мы похожи на смертельно больных людей, ожидающих дня, когда наконец прервется цепь их страданий; но мы не допускаем, чтобы хоть какая-то мелочь ускользнула из-под нашего контроля, мы ревниво относимся к каждому часу и даже в пустяках действуем с достойным удивления усердием, ибо непрестанно растет наше убеждение в том, что все, что мы делаем, может оказаться последним делом нашей жизни; мы ревнуем к каждой минуте, наши чувства обострены, мы замечаем вещи в их действительном измерении и форме, незаметной для других людей, которые в слепой заносчивости похотливых и здоровых животных совершенно не считаются с таинственной сущностью смерти, хотя она и дремлет в нас уже с момента нашего зачатия, когда мы находимся еще в лоне матери…

— Каждый верит в то, что он не умрет.