Какая-то ерунда (сборник рассказов)

И в целом прожил Сараев у Марии весь месяц, изменив невольно образ ее жизни, потому что к ней все ходить перестали - и соседи, чтобы звонить, и знакомые ее. Хотя Сараев слова никому не сказал неприветливого. Но получалось, что заходили они, видели его, Сараева, в домашнем виде - на кухне, допустим, у плиты или люстру чинящего с табуретки - и больше не приходили. Одна Дуся продолжала наносить свои нахальные визиты, как и прежде. То есть она стучала в дверь в любое время, когда ей заблагорассудится. И дня три подряд заставая у Марии Сараева, Дуся спросила:

- Вы что, - спросила, - опять сошлись?

Мария ей ничего не ответила в ответ, и Сараев, ясное дело, смолчал, и Дуся сказала:

- Ну и дураки, - и: - Ничего, - сказала, - у вас не выйдет.

Ну вот, значит, прожил Сараев весь свой отпуск без содержания у Марии, в семье. И Вениамин за это время заметно поправился и окреп. И хотя он все еще делал под себя, сдвиги в сторону улучшения и прогресс наблюдались в каждый следующий день без преувеличения. Потому что хвостом Вениамин начал шевелить и про лоханку свою туалетную вспоминал временами. И он в нее залезал и скреб, а ел уже с аппетитом и все подряд и ходил почти что не ковыляя. Другими словами, Вениамин был на пути к выздоровлению. И тогда Сараев сказал Марии, что пора ему, наверно, идти, так как завтра понедельник и третье число, а значит, кончился его отпуск и предстоит ему выходить на работу. И он сказал это и сидит ждет, что Мария ему ответит. А Мария головой кивнула с пониманием - и весь ответ, больше ничего ему не сказала. А Сараев помедлил и говорит:

- А деньги я тебе принесу.

А Мария опять кивнула головой и говорит:

- Не думай об этом. Ерунда.

А Сараев говорит:

- Пойду я. Вот.

А Мария говорит:

- Иди.

И Сараев начал одеваться. Снял свитер и надел свой жилет и снова надел свитер, а в прихожей он обулся и влез в пальто, и нахлобучил на голову шапочку с надписью "Пума". И он одевался медленно, а Мария стояла, опершись плечом о стену, а руки держа сложенными на груди, и наблюдала за его сборами. И Сараев хотел уйти достойно, только до свидания сказав Марии и детям, но сказал все-таки он не до свидания, а другое:

? Или, может, - сказал, - мне не уходить? Пока. А остаться?

А Мария положила ему ладонь на предплечье и говорит:

- Нет, ты лучше иди. ***

И Сараев пошел домой, где не был ровно один месяц.

А дома лежали у него шестьдесят семь процентов прошлой зарплаты. Он их месяц назад, идя к Марии, дома оставил, так как ненужных денег при себе Сараев не носил, учитывая, что улица полна неожиданностей, а дома, за железной дверью, ничего с деньгами случиться не может. И он разделил имевшуюся у него сумму на две равные части и одну часть понес Марии, а придя к ней, он сказал:

- На вот тебе. На жизнь.

А Мария ему:

- А тебе? Я не возьму.

А он говорит:

- Я же месяц у тебя жил на иждивении и своих денег не тратил, и теперь у меня деньги есть.

И он, как обычно, положил деньги на стол и сказал детям и Марии:

- До встречи, - и ушел, не приняв ее возражений, а чтоб она не вышла за ним и не начала отказываться от денег, Сараев лифта дожидаться не стал, а свернул на лестницу и сбежал по ней бегом, скользя рукой по перилам. ***

И точно так же, пешком и бегом, спускался Сараев с пятого этажа, уходя когда- то от Милы. И так же, одной рукой, скользил он по шероховатым перилам, прихватывая их на поворотах всей пятерней. А в другой руке нес тогда Сараев сумку, взятую тогда у Марии напрокат, ту же самую, кстати сказать, сумку, в которой возили они с Марией Вениамина в ветлечебницу к врачу. И тогда тоже не стал Сараев вызывать и ждать лифт, чтобы Мила не успела выйти из квартиры и не стала канючить, уговаривая не оставлять ее, слабую женщину, один на один со всеми и клянясь, что больше ничего подобного не повторится никогда в жизни, а пить она бросит хоть завтра с утра, потому что ей это раз плюнуть. И Сараев, предвидя, значит, все эти возможные последствия, побежал вниз по лестнице, через две ступеньки галопом.

А приходил он сюда, к себе домой, за вещами. Накануне ночью они с Юлей ушли в чем были, ничего не захватив в суматохе бегства, а без вещей же нельзя жить, в особенности когда речь идет о ребенке трех лет от роду. И взял у Марии Сараев вместительную сумку и ранним утром пошел к себе или, вернее, к Миле. Пришел, а дома она одна. Сидит на полу и голову в руках держит. А друзей ее вчерашних оголтелых нет никого. Разошлись, видно, и, значит, повезло Сараеву крупно. Правда, он думал, что если они тут еще, то в такое утреннее время спят как убитые, поэтому и пришел не опасаясь. А их и вообще нет. Что еще лучше. Хотя Мила уже не спала. Наверно, помешало ей что-нибудь спать или кто-нибудь ее разбудил. И Сараев поставил сумку на пол и стал вынимать из шкафа одежду и другие вещи - Юлины и свои. Те, что еще сохранились у них и не исчезли по ходу жизни. И Сараев укладывал все имеющиеся вещи, наполняя ими до отказа бездонную сумку Марии. А Мила посмотрела на его действия мутным разбитым взглядом и сказала:

- А где все?