Какая у вас улыбка!

Владимир Лазоревич Краковский Какая у вас улыбка!

1

Рисунки Валерия Красновского

Он сказал: «Ну, так и быть. Задам вам еще один вопрос. Последний. Прямого отношения к физике он не имеет, но требует гибкости ума. Знаний у вас нет, но, может быть, сообразительность… Попробуем?»

Я кивнул. Он спросил: «Вы слышали об Африке? Очень хорошо. Так вот, там в линиях электропередач применяют на редкость толстые провода. Гораздо более толстые, чем в Европе. Почему?»

Я задумался. «Учтите, — напомнил он. — К физике этот вопрос прямого отношения не имеет».

Я сказал: «В Африке очень жарко. Провода накаляются. Омическое сопротивление возрастает. Если провод сделать толще… Так как сопротивление обратно пропорционально площади сечения…»

Он остановил меня: «Я ведь предупредил, прямого отношения к физике вопрос не имеет. Вы не там ищете причину…»

Вокруг сидели абитуриенты. У них были красные и бледные от волнения лица. Они ждали своей очереди и смотрели на меня без сочувствия: каждый имел свои заботы. Они нетерпеливо ждали, когда кончится наш разговор, а экзаменатор все разговаривал со мной и разговаривал. Видно, я ему понравился. «При проектировании приходится учитывать не только законы физики, но и местные условия, — говорил он. — Представьте, вы станете инженером и вам поручат рассчитать линию электропередачи для какой-нибудь слаборазвитой страны…»

«Теперь уже не поручат», — перебил я его. «Да, — согласился он грустно. — /1 поставлю вам тройку. Но ведь вы сами знаете, какой конкурс…» «Значит, на следующий экзамен мне приходить не стоит?» — спросил я. Он ответил: «Да, пожалуй. Не стоит труда. Вы ведь знаете, физика — профилирующий предмет…»

На прощание он даже протянул мне руку. И засмеялся этому своему жесту. Я тоже засмеялся, мы расстались, дружелюбно посмеиваясь. У двери я оглянулся: он улыбался мне вслед. «Так почему же в Африке применяются толстые провода? — спросил я. — Вы так и не сказали…» «Обезьяны любят виснуть на проводах, — ответил он. — И те рвутся, если тонкие».

На улице было жарко. Солнце палило из самого зенита, воздух раскалился градусов, наверное, до сорока по Цельсию. Был полдень, и ни один предмет вокруг не имел тени. Дома, столбы, деревья — все стояло, как голое. Это чем-то напоминало зиму.

Напротив института на скамейке спал полный мужчина в тенниске. От жары его лицо покрылось капельками пота и в солнечных лучах сверкало, как заиндевелое. Мог бы получиться великолепный снимок, если б был фотоаппарат. Но со мной его не было.

Я пошел дальше. У витрины магазина головных уборов стояла девушка в голубой мини-юбке и с необыкновенно длинными ногами. Все, что не ноги, находилось у нее очень высоко. Так высоко, что странно было смотреть.

Уже был август, но в витрине еще с прошлой зимы висели шапки-ушанки. Девушка на их фоне стояла, как в мехах. От этого она выглядела еще красивей, и я опять пожалел, что вышел из дому без фотоаппарата.

Вокруг нее вертелся, силясь познакомиться, ка-кой-то парень. Он что-то тихо говорил ей и громко смеялся, чаще смеялся, но и говорил тоже, однако девушка ни разу не глянула в его сторону. Она казалась глухой и незрячей, как манекен, и парень ушел.

Я поплелся за ним следом, но потом он свернул в переулок, а я не захотел, пошел прямо. Хотя никакого плана у меня не было. Я не знал, куда мне деваться. Идти домой не хотелось. Там ждала бабушка, а может быть, уже и мама пришла с работы. Я хорошо представлял, как она скажет — с негодованием, но внешне спокойно: «Я знала, что ты никчемный человек. Тебя не интересуют никакие знания. Ты готовился к экзамену с отвращением».

Но мне нужно было с кем-нибудь поделиться своим несчастьем, и я отправился к нашему учителю физики. Уже вдали виднелся его дом, когда я вдруг понял, что идти незачем, что я и так слово в слово знаю все, что он мне скажет. «Я так и предполагал, — скажет он. — У тебя нет усидчивости. Наука— это талант, помноженный на труд. Ты не умеешь грызть гранит науки».

В конце концов я позвонил из автомата Кириллу Васильевичу. Кирилл Васильевич — ближайший папин друг, журналист, работает в редакции, пишет фельетоны и статьи. «Ты провалился, Сережа? — спросил он в трубку. — Я это предвидел. Ты очень плохо готовился, без интереса».

Все это были слова, ради которых не стоило звонить. «Я зайду вечером, — сказал Кирилл Васильевич — Что-нибудь придумаем».

Я повесил трубку. Две копейки выскочили обратно. Такой испорченный попался автомат. Я бросил

их обратно в щель и снова набрал тот же номер. «Не надо ничего придумывать, — сказал я Кириллу Васильевичу. — Я сам придумаю, чем мне теперь заниматься». «Да, уж ты придумаешь, — насмешливо сказал Кирилл Васильевич. — Вечером зайду. Жди».

Но я решил: именно сам. Студент из меня не получился, значит, оставалось работать. Каждый год тысячи ребят проваливаются на экзаменах. Ничего особенного в моем положении не было. Студентом я не стал. Но кем-то я должен же был быть.