Я почувствовал, что она ожидала от меня несколько другого приема, отчего после секса опустила глаза в пол. Да я и сам от себя ожидал несколько другого, много раз представляя и проигрывая нашу будущую встречу. Все прогнозы оказались неверными. Миллионы вариантов поведения исключили миллион первый. Тот, который я больше всего боялся. Заранее продуманный спектакль рушился на глазах. Я вел себя, по привычке, растерянно. Неугасший трепет к бордовой розе заставлял меня плавить свою железную маску. Вновь я представал перед ней таким же влюбленным, только уставшим. И дрожание пальцев, когда я ставил на стол кружки с налитым в них какао, выдавало это состояние. И конечно, она видела тремор моих рук и души, соответственно. Она снова получала удовольствие от того, что все еще любима. И, улыбнувшись надменно, она подняла глаза с пола уже с воодушевленным блеском.
Я смотрел в ее зеленые глаза и молчал. Взгляд был все такой же нежный, наполненный теплотой и особой лаской, правда, потерянной за время разлуки. Вглядываясь в ее глаза, я больше не ругался на судьбу, понимая, что случайностей не бывает, что сгоревшее полено не разожглось от секса. Опыт пылкой любви, продолжительностью в полторы минуты, был как испытание, ведь нельзя забыть ту женщину, которую любил, невозможно взять и вычеркнуть все то, что между нами было. Время точно не лечило, а учило жить с болью, закаляя ее. Пыл сердца уже остыл, но оно все еще бьется в напряжении рядом с ней. То ли от еще неупокоенных чувств, то ли больше по привычке. Раны усилием воли не заштопались. Этот секс был все же лишним.
Я долго ждал от любимой женщины успокоения и счастья. Но отношения с ней мне этого не принесли. Глупо было сейчас надеяться вернуться в них и снова верить в то, что когда-то что-то изменится. Конечно, надежда давно проложила во мне огромный мост через боль, которую я пережил. Но мост этот был в какую-то другую историю. Ожидание жило во мне как бездомная собака, которая никак не могла найти себе место. И я умел и хотел ждать. Мне было рядом с любимой хорошо в ожидании ответного чувства. Мне было что ждать от нее. Но, когда она ушла… Ждать стало нечего, и поезд в никуда уехал без меня, забрав мою бездомную собаку с собой.
Она подошла к окну и стала нервно теребить локоны, выбившиеся из прически после близости со мной. Она спешно их поправляла, но они снова падали на лицо. Я слышал, что она плачет от досады. Именно оттого, что в очередном бою она проигрывала, а не оттого, что я не хочу быть с ней. Она наконец поняла, что потеряла меня, – с кем было в целом интересно играть, хоть и порой скучно и что наше долгожданное свидание через долгие дни разлуки вылилось в какие-то безмолвные грубые оправдания. Глупые и, пожалуй, ненужные.
Я подошел к бывшей возлюбленной ближе, потянул свои руки к ней, чтобы обнять. Я мгновенно простил ее за все обидные и недостойные слова. Она сразу вспорхнула в мои объятия, как птичка с перебитым крылом, желая тепла и помощи. И мы стояли обнявшись минут десять, переминая ноги, по старому обычаю, в танце. Музыки вокруг нас не было, но была четкая уверенность того, что это – танец. Прощальный танец.
Ее волосы все такие же шелковые и дурманящие, призывающие меня на какой-то грех. Я чувствую запах розовой воды и масла, окунаясь носом в их гущу. Этот сложный терпкий аромат не перебивает даже краска для волос, уничтожая поры и клетки. Она вся с ног до головы сплошной бархат розы, которым я не мог раньше и не могу сейчас надышаться. И, зная, что я пробую этот аромат в последний раз, я еще крепче обнял ее, буквально силой прижав к своему телу. Я хотел прочувствовать шипы розы на себе еще раз и чтобы сильно.
Я нежно провел по ее лицу пальцами, вытирая слезы и растекшуюся тушь. Она смотрела на меня загадочно и даже с каким-то трепетом. Я прикасался к ее коже, говоря, что ей пора. А она, прекрасная заплаканная бархатная роза, млела в моих объятиях, как под лучами ласкового солнышка, расправляя все свои лепестки.
– Может быть, я, в честь расставания, исполню твою мечту. Хочешь?