Ну, может быть, сыворотка действует медленно, думала она. А когда проснусь утром, буду уже ягодой. Она недолго смотрела на небо, на нем уже показались звезды. Одна светила ярче всех, и какашке непременно хотелось опознать в ней свою знакомую звезду. Но все звезды были так похожи. Разве могла какашка в таком множестве одинаковых звезд узнать свою? Вот если бы к небу вместо звезд были приляпаны какашки, тогда другое дело — она узнала бы среди них своего какаша. Будь их хоть миллион, хоть сто тысяч миллионов. Как жаль, что она не может взлететь вверх, и увидеть все-все-все.
Она уснула, и ничего ей в ту ночь не снилось.
Проснулась какашка уже в кармане художника. Было раннее утро. Только начинало светать. Он снова куда-то шел. Потом они вышли на дорогу и ехали в автобусе. Резиновые шины автобуса шипели по асфальту, мимо проносились другие машины, и какашка все грустнела и грустнела. Где теперь ее ямка? Где теперь какаш? Она уехала так далеко, что никогда не сможет найти дороги назад.
— Скоро я стану ягодой, — напомнила себе какашка. — И у меня будет все, что ни захочу.
Но теперь эти слова почему-то не радовали ее какашечье сердце.
Автобус остановился, и они сошли. Какашка высунула голову из кармана и тут же нырнула обратно. Со всех сторон высились огромные здания. «Карусель» была просто лилипуткой по сравнению с ними. Какашка почувствовала себя жалкой и маленькой, как если бы она была одной единственной звездой, горящей на всем темном небе.
Отовсюду неслись люди. Одеты они были аккуратно и модно, совсем не так, как художник. Они то и дело в спешке задевали художника, стоящего посередине тротуара и глазеющего по сторонам.
— Давненько я тут не был, — сказал художник и, расправив плечи, пошел в сторону красно-белых домов. Они прошли через шлагбаум, очутились в каком-то длинном дворе, по которому расхаживали красивые люди.
Художник подошел к одной группе таких людей. Они постоянно произносили слова «современное искусство».
— Здрасьте, — поздоровался художник.
Красивые люди прервали разговор, окинули взглядом художника с ног до головы — его подпоясанные веревкой штаны, рваную рубаху и панаму на голове — отвернулись и снова заговорили об искусстве.
— Я — художник, — сказал художник.
Они снова обернулись, и одна очень худая женщина спросила:
— Простите, вы что-то сказали?
— Да, — подтвердил он. — Говорю, я — художник.
— Какой художник? — женщина наморщила нос.
— Хе, — усмехнулся он. — Итак понятно какой. Великий русский.
— Назовите свои работы? — женщина даже сощурилась под очками.
— А нет у них названия, — ответил художник и, как всегда, завилял задом.
— Назовите хотя бы жанр, в котором творите, — женщина усмехнулась, и все усмехнулись следом за ней.
— А вот мой жанр, — художник вынул из кармана какашку и показал всем.
Какашка пискнула.
Женщина приблизила к какашке нос, понюхала.
— Здравствуйте, — пролепетала какашка.
— Это что? — строго спросила женщина.
— Ягода, — скромно ответил художник.
— Это — не ягода, — ответила женщина и все следом за ней повторили — «Это — не ягода».
— А что же это, если не ягода? — спросил художник.
— Неопознанный объект, — сказала женщина и все следом за ней повторили — «Неопознанный объект».
— Раньше я была какашкой, — вставила какашка, но ее никто не услышал.
— А чем пахнет, не узнаете? — спросил художник.
— Впервые нюхаю, — ответила женщина, и все повторили — «Впервые нюхаем».
— Тогда вам надо хорошо и регулярно питаться, — сказал художник.
— Это — не искусство, — женщина показала худым длинным пальцем на какашку.
— Это — не искусство, — повторили остальные.
— Я, великий русский художник, докажу вам: это — еще какое искусство, — он сжал какашку в ладони. — Я прошел долгий путь, — добавил он. — Я тренировался и теперь создаю объекты искусства каждый день. А если хорошенько поем, то по три-четыре раза в день.
— Вы — самозванец! — вдруг заверещала женщина. — Вы никакой не художник! И не смейте называть себя великим и русским! В конце концов, от вас дурно пахнет!
— Самозванец! — кричали остальные. — Пахнет!
— Вы еще обо мне услышите! — ответил им художник и пошел дальше.
Они вошли в один из красно-белых домов и оказались в просторном помещении, в котором не было окон, но горел дневной свет. У стен и посередине стояли белые тумбы, на них лежали странные предметы. Какашка сколько ни глазела, так и не смогла их опознать. Даже на куче мусора ей было понятно, для чего служили выброшенные, сломанные или использованные вещи, и какую пользу они приносили. А тут она никак не могла определить, для чего, например, нужна зашитая туфля, стоящая на одной из тумб. Или электронные часы, в которых цифры прыгали, как бешенные, а проводами эти часы присоединялись к книге с золотистой надписью на обложке «Библия». Или аквариум, в котором вместо рыбок плавали чьи-то штаны. Тут еще много было всяких диковинных вещей. Вокруг них ходили люди, застывали перед ними и подолгу смотрели.
— Наверное, тоже пытаются понять, для чего они нужны, — подумала какашка.