Кахатанна. Тетралогия (СИ)

– Если я выживу... – отвечает она. Они берутся за руки и отъезжают в сторону. Их кони идут рядом и изредка трутся мордами. Агатияр приводит в порядок бороду и горячо жалуется на жизнь Ловалонге, затем Джангараю, затем Бордонкаю и альву, а затем – просто в пространство. Телохранители пытаются отдышаться и выплюнуть пыль, которой они наглотались во время этой безумной скачки.

От города двигается большой отряд конной гвардии для охраны повелителя. Только от этого невозможно охранить. И избавить тоже невозможно.

Когда Каэтана и Зу‑Л‑Карнайн возвращаются, император уже спокоен.

А потом караван двигается в путь и быстро превращается в темную точку на фоне светлых песков Урукура, и слепящее солнце мешает разглядеть его.

Но одинокий всадник на белом коне еще очень долго стоит, всматриваясь вдаль, и большая свита не осмеливается помешать ему...

Часть III.ПРОЗРЕНИЕ

Через пески Урукура их провели саракои, и эта часть пути всем на удивление оказалась несложной. Каждое утро, когда караван останавливался на отдых, чтобы переждать самое жаркое время дня, несколько часовых выставлялись вокруг маленького лагеря. Спали по очереди, и особенной усталости никто не чувствовал, несмотря на то что продвигались быстро. Иногда друзья пытались проехаться на верблюдах. Но если Бордонкай и Джангарай сразу полюбили эту езду, то у остальных неизменно начинался приступ морской болезни от страшной тряски, которая была неотъемлемой частью верблюжьего хода.

– Теперь я понимаю, – сказала бледно‑зеленая Каэ, сползая с верблюда, – почему в моем мире их называют кораблями пустыни.

– Почему? – спросил альв, который разумно избегал верблюдов после первой же попытки.

– Тошнит, как на корабле.

– Меня, – с достоинством заметил Воршуд, – на корабле как раз и не тошнит.

Основные переходы совершали ночью, когда на пустыню опускалась благословенная прохлада. Саракои по одним им понятным признакам безошибочно отыскивали дорогу, а остальные ориентировались по звездам, исходя из прекрасного принципа – на бога надейся, но верблюда привязывай.

Ночью пустыня кишела жизнью. Из‑под камней выползали ленивые скорпионы и начинали свои неспешные прогулки в поисках добычи. Они шли по песку, вытянув вперед растопыренные клешни. Юрко шныряли ящерицы. Некоторые бегали так быстро, что их невозможно было заметить, и только следы на песке да шуршание волочащихся хвостов говорили об их присутствии. Судя по звукам, многие из них были гигантских размеров. Иногда раздавался неприятный хохот, – долгое время альв не хотел признавать, что это смеются гиены, и порывался встать на стражу при полном вооружении. Его успокаивали и двигались дальше.

Спустя несколько дней Каэтане стало казаться, что вся ее прошлая жизнь – это лишь сказочный сон, а мир состоит только из песка и бледного неба, обожженного солнцем, или темного неба с булавочными головками далеких звезд.

Когда на песке появилась первая растительность, а ящерицы и змеи начали попадаться и днем, стало ясно, что пустыня заканчивается и начинается степь. Урукур был пройден, и впереди находилась граница Эреду, которую, по их расчетам, они должны были пересечь на шестой день пути. Пустыня так надоела путешественникам, что последний день они даже спали в седле, остановившись только один раз у небольшого источника для короткого отдыха и приведения себя в божеский вид. У этого же источника саракои, наполнив бурдюки водой и забрав запасных верблюдов, распрощались со своими спутниками, предоставив их судьбе.

– Не нравится мне это, – заговорил Джангарай, обращаясь к невозмутимому Ловалонге.

– А было хоть что‑либо, что тебе нравилось? – спросил тот таким серьезным тоном, что нельзя было понять, шутка ли это.

– Слишком спокойно: птички поют, деревца шумят; никаких покушений, разгневанных богов и голодных демонов. Как ты думаешь, – продолжил ингевон без всякой видимой связи с предыдущим, – Каэтана влюбилась в императора?

– Нет, конечно, – вмешался Эйя. – Это же понятно. Если бы она в него влюбилась, то сейчас мы или шли бы в Запретные земли во главе всего императорского войска, или у них был бы другой император, а этот ехал бы с нами.

– Тише! – одернула брата Габия. – Не ровен час, услышат тхаухуды.

Командир Зу‑Самави улыбнулся про себя, но не подал виду, что слышит эту крайне интересную беседу. Он думал приблизительно так же, как и Эйя, но не хотел высказывать своих, мыслей вслух. Он ещё рассчитывал вернуться домой.

Верблюды прекрасно чувствовали себя в теплом климате Эреду, где было достаточно воды и пищи, поэтому отряд продвигался с максимальной скоростью. Единственное, что не устраивало урахагов, – в присутствии воинов императора они не хотели принимать волчий облик и не могли охотиться. К тому же они уже устали ехать верхом. Кони их по‑прежнему не жаловали, косясь испуганными глазами и норовя сбросить при всяком удобном случае.

– Вот уж скотина! – выругался Эйя, пытаясь справиться с лошадью. – Не любит и не хочет терпеть. И ничего ты с ней не сделаешь...