Кахатанна. Тетралогия (СИ)

– Ты все видел, Рогмо, сын Аэдоны. Зачем я буду рвать твое сердце и испепелять свое? Мне будет очень трудно жить после того, что я пережил. А я не видел почти ничего. Я сбежал, мальчик мой. Я сбежал и бросил любимых мною существ, чтобы спасти эту вещь по просьбе твоего отца, да будет она трижды проклята. Мальчик мой! Оставь ее, брось!!! В мире много прекрасного, и горе когда‑нибудь развеется. Не бери на себя эту тяжесть, не подвергай себя опасности! Ведь смерть твоего отца – это только начало. Начинает сбываться проклятие Гаронманов – так он сказал мне на прощание.

Рогмо долго сидел у сиреневого пламени в глубоком молчании.

– Мне нужно похоронить их, – сказал он наконец.

– Мы поможем тебе, – откликнулся Номмо.

– Мы все сделаем, – сказал кто‑то, и голос, как показалось Рогмо, несся с верхушки соседнего дерева.

В ручье кто‑то плеснул и пропел:

– Мы любили их!

– Мы все их похороним! – прошептали деревья.

* * *

Рассвет следующего дня застал Рогмо уже на развалинах замка. Но на сей раз он пришел не один, и ему хоть немного легче было смотреть на своих друзей и родственников.

Лесные обитатели, духи озер и ручьев, несколько чудом уцелевших домовых, обитавших в замке, – пестрая, шумная толпа – помогали ему. Великаны лешие и несколько пришлых гномов валили и носили деревья для погребального костра. Наяды, альсеиды и дриады обмывали покойников и укутывали тела тончайшими саванами. Русалки не могли выйти на берег, чтобы помочь друзьям, но они собрались в ручье, который протекал у подножия холма, и пели одну за другой прекрасные скорбные эльфийские песни. А насекомые стрекотали, подпевая. И соловьи заливались в такт тоскливой мелодии.

Сильваны разбирали завалы из камней, то и дело спотыкаясь своими крохотными копытцами. Они по двое и по четверо таскали самодельные носилки, сплетенные из трав, – на них эльфов переносили к костру. Там несколько полевых нимф и две альсеиды умащивали покойных пахучими маслами и пыльцой цветов.

Мачеху, братьев и своего отца Рогмо одел и причесал сам. Княжеская семья в пышных драгоценных нарядах была уложена на самой верхушке огромной поленницы дров. Остальных эльфов уложили рядами с двух сторон. Поодаль возводили еще несколько погребальных костров.

Когда все было готово, лесные обитатели отошли в сторону, давая возможность Рогмо попрощаться со всем, что было в его прошлом. Они понимали, что полуэльф расстается со всей своей предыдущей жизнью – а впереди у него только неизвестность и скорбь.

– Прощай отец! – негромко сказал полуэльф. – Прощай и ты, княгиня, и вы, братья. Я любил вас и буду любить, пока бьется мое сердце.

Взметнулся вверх тоскливый звук погребальной песни, застонали свирели сильванов, на одной тонкой ноте повис плач нимф.

А Номмо махнул рукой – и громадное фиолетовое пламя вспыхнуло одновременно на всех кострах. Тела тут же занялись, и на глазах горюющих друзей стали превращаться в пепел и золу.

– Прощай, – сказал Номмо.

* * *

Князь Энгурры сидит на берегу крохотного лесного озера, под молодым дубком, который радостно защищает его своей тенью от палящего полуденного солнца. Рядом примостился Номмо в своих неизменных зеленых башмачках с золотыми шариками на носках.

– Уходишь?

– Здесь мне больше делать нечего. Пойду бродить по свету.

Оба молчат, наконец Рогмо не выдерживает:

– Что же ты не спрашиваешь меня о моем решении?

– Это твое решение, зачем мне тебя торопить.

– Я решил, что беру отцовское наследство и принимаю на себя всю ответственность, связанную с этим. Мне все равно будет легче, чем ему: хоть я и князь, но у меня нет ни одного подданного, так что рисковать я тоже буду один.

Номмо долго разглядывает носки своих башмачков. Он шевелит ножками, и золотые шарики отражают солнечные лучи. Веселые солнечные зайчики скачут по лицу Рогмо, по стволам деревьев и слепят какого‑то подслушивающего сильвана.

– Уходи, – негромко приказывает ему Хозяин Огня.

Тот ойкает и убегает.

– Когда‑то Повелителем Лесов был Эко Экхенд, – говорит он некстати. – Это был прекрасный бог. Играл на свирели, оберегал всех, защищал. Леса при нем жили необыкновенной жизнью – светлые, пронизанные солнцем, теплые, а цветы – видел бы ты, мальчик, какие были повсюду цветы! А озера! Прозрачные, прохладные, с песчаным дном...

– Отец рассказывал.

– Потом был Кодеш, но он сидел в своем Аллефельде и носа сюда не казал. Но чужие его боялись, а свои и так хорошо вели себя – худо‑бедно мы выжили. А вот что будет теперь?

– К чему ты клонишь?

– Должен же хоть кто‑нибудь этим заняться, – вздыхает Номмо. – У тебя будет один подданный и не такой уж захудалый. Я пойду с тобой и помогу тебе, потому что враг все равно не оставит в покое того, кто этой вещью владеет. И до меня доберется, и до тебя... Может, вместе осилим задачу?

– Спасибо, – растерянно бормочет Рогмо. – Но как я могу?

– А никто не может. – Хозяин Огня поднимается и начинает важно прохаживаться перед ним взад и вперед. – Никто не может, потому что это вообще невыносимо для живого существа. Но все выносят. Помнишь предания о первой войне?