Каким был для меня XX век. Российский посол в отставке вспоминает и размышляет

Обстоятельное деловое описание Руси я нашел в «Сочинении о русской торговле» Иоганна Филиппа Кильбургера, который посетил Москву в составе шведского торгового посольства в конце царствования Алексея Михайловича, в 1674 году. Держа в уме торговлю с «Руссией», он отмечал, что около Москвы работали только две бумажные фабрики, да и продукция у них была плохая, а в самой Москве — два стеклянных завода да еще — Павловский, на пути в Клин, что «торговля вином горячим принадлежит казне», что «среди Москвы, близ нового Гостиного двора, есть еще другой, называемый Персидский», «во всей Руси есть только две типографии», в Москве и в Киеве, а «в Москве находятся пять лекарей, один хирург и две аптеки»... О системе торговли говорил особо: «Всякий может согласиться, что в городе Москве столько же лавок, сколько и в некоторых других европейских городах, хотя большая часть оных так малы и тесны, что купец едва может ворочаться между товарами».

И, тем не менее, Кильбургер, житель суровой окраинной Скандинавии, откровенно завидовал увиденному: «Разве есть ли где страна, которую бог так расположил между всеми морями света, как Россия?» Запомним это откровенное восклицание, оно нам пригодится.

Много лет спустя, став в некотором роде экспертом по Англии, я копался в публикациях, содержавших описания Российского государства первыми английскими купцами, и нашел в них немало сочных зарисовок.

Мореплаватель Ричард Ченслор, первым приведший корабли с английскими купцами в Двинскую губу (метил-то он попасть северным путем в Индию), так описывал Москву, в которой побывал в 1553—1554 годах, в царствование Ивана Грозного: «Сама Москва очень велика. Я считаю, что город в целом больше, чем Лондон с предместьями. Но она построена очень грубо и стоит без всякого порядка. Все дома деревянные, что очень опасно в пожарном отношении...»

А вот другие его нелицеприятные оценки россиян: «Русские по природе очень склонны к обману; сдерживают их только сильные побои. Точно так же от природы они привыкают к суровой жизни, как в отношении пищи, так и в отношении жилья. Я слышал, как один русский говорил, что гораздо веселее жить в тюрьме, чем на воле, если бы только не подвергаться сильным побоям. Там они получают пищу и питье без всякой работы, да еще пользуются благотворительностью добрых людей, а на свободе они не зарабатывают ничего. Бедняков здесь нечислимое количество, и живут они самым жалким образом... По моему мнению, нет другого народа, который вел бы такую суровую жизнь...»

Сэр Джером Горсей из «Русского общества английских купцов» несколько раз выполнял посольскую миссию между королевой Елизаветой I и царем Иваном Грозным, который одно время настойчиво предлагал королеве союз, а также руку и сердце. Гарсей оставил пространные описания Москвы 1571—1591 годов, самого царя, который «жил в постоянном страхе и боязни заговоров», «имея мысль сделать Англию своим убежищем в случае необходимости»...

Уже после смерти Грозного Горсей так отзывался о россиянах: «По природе этот народ столь дик и злобен, что если бы старый царь не имел такую тяжелую руку и такое суровое управление, он не прожил бы так долго, так как постоянно раскрывались заговоры и измены против него... Столь обширны и велики стали теперь его владения, что они едва ли могли управляться одним общим правительством и должны бы были распасться на отдельные княжества и владения, однако под его единодержавной рукой монарха они остались едиными, что привело к его могуществу, превосходившему все соседние царства...»

Кто знает, может быть, именно записки Джерома Горсея какой-нибудь глухой ночью читал в Кремле Сталин, который одно время интересовался правлением Ивана Грозного и высоко отозвался о нем... Сталин, кстати сказать, нередко заказывал книги из Ленинской библиотеки.

Коли речь зашла о ярких картинках давних отношений России и Англии, не могу обойти вниманием еще один колоритный эпизод, исследованный совсем недавно шотландцем Джереми Ховардом из университета Ст. Эндрюз.

Относится этот эпизод ко времени царствования первого Романова — Михаила Федоровича, с которым вел дружественную переписку король Яков I, желавший «установить теснейшие отношения с Россией» в духе «Договора о дружбе».

В этот период к царю прибыл с намерением получить работу известный шотландский часовщик, строитель и механик Кристофер Галовей, которому царь поручил за солидное вознаграждение соорудить надстройку над Царскими воротами (Фроловской башней) при въезде с Красной площади в Кремль. Ворота эти были возведены еще в 1491 году миланцем Солари. В течение 1624—1628 годов под руководством Галовея бригада мастеров установила корону, шпиль и часы, заменившие ударный механизм конца XVI века.