Какими мы стали

– Меня часто накрывало паничками, я стал почти спецом по тому, как через них проходить. Но тогда как-то жестко переклинило; я сидел на земле, пытался хоть на что-то переключиться, кулаком по асфальту возил. И тут – он. Опустился рядом, взял за руку. Смотри, говорит, на меня, видишь, у меня рыжие волосы? И ждет ответа. Я думаю: «Мужик, что ты несешь, какие волосы?» Но отвернуться не могу – ну и смотрю, киваю: правда рыжие. А он давай дальше: видишь черную кофту; видишь на ней алый цветок; чувствуешь, как я твою руку сжимаю?.. – Костя потирает лоб, словно досадуя: мол, зачем я это рассказываю? – В общем, он так сидел, пока меня не отпустило; а потом повел в булочную, напоил какао, спросил, что случилось… Оказалось, он тоже видит хтоней. И мне стало та-ак хорошо.

Вот это Лена прекрасно понимает. Когда узнаёшь, что ты не сумасшедший, или встречаешь такого же сумасшедшего, тебя словно рывком вытаскивают из топи. И можно отдышаться и вспомнить, как это – стоять, а не барахтаться в болоте из сомнений. Как это – просто жить.

– Он еще много всякого говорил: что чудовищам не место среди людей, что надо с этим бороться, вот у него есть единомышленники, они ходят на митинги, пишут обращения… Я не со всем был согласен, но не спорил.

А вот это подозрительно похоже на…

– А потом он позвал меня в секту. Прямо так и сказал: «Да, у нас секта, мы промываем людям мозги, приходи». Я посмеялся и пришел. И там были обычные люди, а были такие же, как я, которые тоже видят хтоней. Ты понимаешь, почему я остался.

Лена кивает – осознавая, что уже пару минут не слышит разговоров из того угла, где сидят Яна и Тори. А что, если это те самые сектанты, которые?..

– В общем, я ходил на их собрания, иногда что-то поддерживал, но вообще – просто общался. На улицах стало спокойнее, хотя ведь меня никто не убеждал, что хтони безвредны, скорее даже наоборот. Я думаю, – Костя покачивает стаканчиком с остатками латте, – что просто оказался не один на один со своим страхом. Кто-то боялся так же, как я. Кто-то просто меня понимал. Потому что раньше… Мама говорила, что я фантазер, и сердилась, когда я настаивал, что ничего не придумываю. Папа… Наверное, папа сказал бы так же. Хотя мне хочется надеяться, что он бы поверил.

– А что с ним?.. – не удерживается Лена.

– Просто ушел от нас, когда я родился, – пожимает плечами Костя. – Поэтому я мог много всего о нем придумать. С воображаемым папой жить даже удобнее: меня хотя бы никто не бил, как Толика. Это парень из секты, мы с ним… квартиру снимаем.

Судя по паузе, они не просто снимают квартиру – но его право об этом молчать.

Может, их дружба дарит Косте ощущение безопасности? Когда тебе есть к кому пойти, есть с кем поговорить; когда не отталкивают, не отворачиваются от глупых фантазий… Необязательно понимают – но принимают странным и поломанным, не требуя измениться.

– А дальше… – Костя допивает латте и отставляет стаканчик. – Я бы не хотел говорить, но я скажу. Хоть кому-то. Сам не знаю, почему согласился, но… В общем, однажды Федор – это который меня успокаивал – предложил поймать хтоней. И изучить их. Я плохо помню, но он вроде рассказывал, что в универе пытался вычислить ген хтоничности. Была у него такая идея: а вдруг за хтоничность отвечает какой-то конкретный ген и можно его убрать, чтобы хтонь стала человеком? Но опыты над хтонями никто проводить не давал, поэтому он изучал теоретически. А тут узнал, что можно позвонить в одно агентство, позвать хтоней на чаепитие, а они возьмут и запросто приедут.

Сглотнув, Лена вытирает ладони о джинсы. Это они. Те самые сектанты.

Черт, тут же Тори. Как она?.. А если она?..

– В общем, мы с Толиком согласились помочь. Сначала думали, что приедет одна хтонь, но их приехало двое. Ну, мы… Мы им ножи к горлу приставили и вцепились в волосы: я – парню, он – девушке. Так и вели. А потом… Нет, мы никого не изучили: хтони сбежали. Мы с Толиком несколько дней из дома не выходили, а потом узнали, что сектантов поймали, ну и… как бы ушли из секты.

Выкинув стаканчик, Костя в два шага возвращается обратно и шепчет:

– Я иногда думаю: почему вообще согласился? И знаешь, дело не в том, что я был обязан Федору. Не в том, что я его любил – как отца, наконец-то не воображаемого. А в том, что… – Он подается вперед, и Лена отшатывается: ухмыляется он страшнее, чем Вик в тот день, когда пришел под закрытие и пугал пожиранием. – Мне захотелось посмотреть на них вблизи и знать при этом, что они ничего не сделают. Это они будут беспомощными и напуганными, а я… А у меня будет нож, который я буду уверенно держать у горла. Вот поэтому я согласился.

– Значит, это был ты? – раздается из угла.

Развернувшись, Костя твердо кивает:

– Это был я.

Звенит колокольчик, и Лена натягивает улыбку, проклиная гостей. Как же не вовремя!

Гости спрашивают обо всем на свете: а что это у вас за десерты, а расскажите про летнее меню, а какое есть альтернативное молоко, а посоветуйте сироп к капучино?.. Берут в итоге почему-то два какао – на овсянке и на банане, хоть рассказ про молоко пригодился – и, к счастью, уходят.