Однако в жизненном цикле солероса есть что-то парадоксальное. Его способность выживать при полном погружении во время приливов дважды в день в течение полугода означает, что солерос создает условия для собственного уничтожения. Стебли на илистых отмелях у самой воды растут очень густо, и в них застревает мусор, который приносит прибой, – песчинки, хлопья ила, обломки ракушек, мертвые креветки, перья морских птиц, – и скрепляет их в плотную массу, которая еще крепче цементируется вездесущими бактериями и водорослями. Солерос создает сушу. Я был готов часами смотреть на отмели и наблюдать, как вздымается и опадает зародыш целой экосистемы. Иногда приливная волна прорывала оборонительную стену и полностью меняла порядок вещей. Жидкая грязь заливала промежутки между камешками и впитывалась глубоко в болотца с пресной водой. Солерос с готовностью устремлялся следом и делал то, к чему его предрасположила эволюция. Один внимательный ботаник, изучавший илистые отмели на острове Сколт Хед всего в нескольких милях к западу от тех мест, где мы искали себе пропитание, обнаружил, что в зарослях солероса на нижней кромке солончака уровень почвы поднимается на шесть – семь миллиметров в год[82]
. За 50 лет (если предположить, что не будет слишком сильных приливов) она должна была подняться на 30 с лишним сантиметров и высохнуть настолько, что там вполне могли бы закрепиться многолетники вроде астры солончаковой и кермека обыкновенного, и тогда у солероса осталось бы еще меньше открытых площадок, чтобы сеять свои семена. За 200 лет поверхность солончака теоретически поднялась бы на метр с лишним, и никакой прилив уже не мог бы ее затопить, не говоря уже о двух в день. Если солерос будет просто жить, как жил, то потеряет свой терруар – своими же стараниями. Так вот, мне подумалось тогда, что это противоречит всем принципам эволюции, как я ее понимаю. Почему естественный отбор не породил какой-то суперсолерос, породу, которая не росла бы так густо или обладала бы корневой системой, которая саморазрушалась бы непосредственно перед посевом, чтобы ил поддерживался в том прелестном полужидком состоянии, к которому растение лучше всего приспособлено?Впоследствии я узнал, что вне лабораторных стен эволюция работает иначе. Растения, конечно, одержимы идеей сохранения собственных генов, но, если не считать крайне немногочисленных видов лесных деревьев, не в состоянии манипулировать средой обитания, чтобы обеспечить себе продолжение рода в ущерб другим видам. Это сомнительная прерогатива нашего биологического вида. Природа избегает праздных монокультур со всеми присущими им слабыми местами, и в реальном мире эволюция – дело общественное, и его законы – разнообразие, преемственность и взаимообмен. У растений нет никаких «целей», зато есть роли, и они исполняют их в совершенно особых ситуациях и зачастую в течение строго ограниченного времени. Лужайка, заросшая солеросом, может высохнуть до такой степени, что на ней сможет пастись скот, но одна хорошая буря – и двоякодышащее растение вернется и воспользуется твердой землей, которая снова стала подвижной, и мало-помалу отвоюет ее снова.
Через несколько лет мне довелось увидеть участок побережья Восточной Англии, подверженный частому затоплению, куда солерос допустили преднамеренно. Молы, которые все равно не помогали против наводнений в бурю, сравняли бульдозерами и освободили участок пахотной земли, чтобы посмотреть, не послужит ли более надежным буфером естественный солончак. Первый же шторм смыл плодородную почву, однако не прошло и года, как голые участки заполонил солерос, создав другую землю, которая лучше впитывала воду и была способна и поглотить саму морскую воду, и погасить ее бешеную энергию. Если можно так выразиться, пригласить растительность, чтобы она предложила свой выход из трудной экологической ситуации, – совсем не то, что обращаться с ней как с подчиненным поставщиком услуг, и я бы сказал, что долгосрочные отношения лучше строить именно на такой основе.
Свою первую большую книгу – “Food for Free” («Бесплатная пища»), своего рода постмодернистский путеводитель по добыче пропитания, – я написал под впечатлением от этого удивительного морского овоща. Солерос научил меня, что граница между растением как пищей для тела и пищей для воображения, между научным и романтическим вдохновением очень размыта. Все, что я писал с тех пор, создано под влиянием мыслей о его эфемерной жизни, в которой солерос умудряется сочетать оппортунизм, самовыражение и пользу для общества.
Столкновение с реальностью. Ученые и романтики