Самое странное, как они оба потом размышляли, что в тех «старых добрых временах», ради которых они, собственно, и согласились встретиться, они не могли припомнить ни единого вечера, который закончился бы тем, что они целовались, перегибаясь через стол, или ложились на диван, обхватив друг друга руками и засунув языки друг другу в рот, или падали вместе на кровать и занимались любовью так, точно от этого зависела вся их жизнь. Тем не менее, когда Джоан приехала в Бирмингем, именно так все и произошло — именно в этой последовательности. А как только это случилось, она поймала себя на странном нежелании уезжать, возвращаться домой, к работе, к своей одинокой жизни в Шеффилде. И хотя вернуться все-таки пришлось — через несколько дней отпуска без содержания (большую часть которого она провела в постели с Грэмом), — первым делом она выставила свой дом на продажу. И одновременно принялась искать работу в Центральных графствах. Это заняло какое-то время, поскольку работа на дороге не валяется даже для таких опытных и квалифицированных специалистов, как Джоан, однако в новом году ей удалось найти место управляющей женским приютом в Харборне, и она переехала к Грэму; однажды в феврале они оба взяли отгулы, навестили местное бюро записи актов гражданского состояния — и вдруг оказались семейной парой: он, никогда не веривший, что вообще годится для семейной жизни, и она, уже поверившая, что мужа искать ей поздно.
И вышло, что первый же телефонный звонок оказался далеко не бесполезен, хотя Майкла найти Грэму не удалось. Похоже, тот уехал в какой-то длительный отпуск или же просто никогда больше не брал трубку.
Свадьба Марка Уиншоу и леди Фрэнсис Карфакс в часовне оксфордского колледжа Святого Иоанна стала событием несравненно более величественным. Британия могла биться в тисках экономического спада сколько влезет — судя по всему, это мало отразилось на тех избранных представителях аристократии и деловых кругов, что собрались на церемонию, а после удалились в родовое поместье семейства Карфакс на роскошный прием, остававшийся в полном разгаре (по крайней мере, если верить одному из газетных отчетов) и в четыре часа следующего дня.
Прием фактически длился дольше самого брака.
Марк и леди Фрэнсис покинули веселье в самом начале вечера и сели на самолет в Ниццу; оттуда такси доставило их на виллу Марка на Ривьере, где должен был начаться их медовый месяц. Прибыли они вскоре после полуночи, проспали до лата, затем леди Фрэнсис взяла одну из машин Марка, чтобы съездить в ближайшую деревню за сигаретами. Проехала она лишь несколько ярдов: раздался оглушительный взрыв, машина вспыхнула, боком слетела с дороги и врезалась в скальный откос. Леди Фрэнсис погибла мгновенно.
Марка опустошила эта утрата. Машину — двухместный «Морган плюс 8» 1962 года, с мягким откидным верхом, темно-синего цвета, каких в мире осталось всего три или четыре, — заменить было невозможно. Он позвонил кузену Генри, который дал указание разведывательным службам найти виновных, но дожидаться результатов их изысканий не пришлось. Три недели спустя на него вышел один иракский дипломат и договорился о встрече на Кавендиш-сквер. Оттуда они поехали в уединенный дом где-то в Кенте. Перед домом стоял матово-белый, с иголочки седан с откидным верхом — «ла-салль» 1938 года.
— Он ваш, — сказал дипломат.
И объяснил, что возникло недоразумение комического свойства. Они, разумеется, знали, что Марк ведет дела не только с ними, но и с иранцами: иного от серьезного предпринимателя они и не ожидали. Тем не менее один информатор облыжно обвинил Марка в том, что он пользуется своим положением еще и для торговли военными тайнами. Саддам от такого известия очень огорчился и распорядился покарать виновного. Теперь же выяснилось, что информация была ложной: истинный виновник найден, и от него оперативно избавились. Можно лишь благодарить судьбу, сказал дипломат, за подобное вмешательство: жизнь невинного человека и ценного друга иракского народа не пострадала. Зато они отдают себе отчет в том, что пострадала его собственность, и надеются, что он примет в подарок этот автомобиль — как символ их неувядаемой привязанности и уважения.
За официальными формулировками благодарности Марк сумел скрыть свою досаду от этого случая. Женитьба на леди Фрэнсис могла бы оказаться полезной. На сексуальный аспект брака он тоже возлагал определенные надежды — хотя, честно сказать, в буйстве фантазии и атлетических способностях леди Фрэнсис не могла сравниться с проститутками, услуги которых ему неизменно предлагали во время визитов в Багдад, — но гораздо важнее были связи ее отца на южноамериканском рынке, куда Марку очень хотелось проникнуть. Скорее всего, воспользоваться ими, конечно, еще удастся, но было бы гораздо проще, помогай ему в этом юная и блистательная жена.