Какое надувательство!

— Мы с мистером Слоуном сходили проверить подъездной путь, — сказал Майкл. — Он весь покрыт грязью, и следы были бы видны на нем очень хорошо. Там до сих пор остались отпечатки моих ног — они самые свежие. Никаких полицейских машин с самого моего приезда здесь не было.

Казалось, Хилари моментально отрезвела.

— Но вы же видели полицейского — вместе с Марком и Дороти. Вы хотите сказать, это был самозванец?

— Я думаю, это был сам Мортимер. Я с вашим отцом встречался только раз, поэтому точно сказать не могу. Они же его, разумеется, не видели уже много лет. Однако в фильме все так и было. Тот, кто должен быть покойником, внезапно объявляется под видом полицейского, чтобы сбить всех со следа.

— Не знаю, как у остальных, а у мета голова от этих теорий уже идет кругом, — прервал повисшее тягостное молчание мистер Слоун. — Я бы предложил всем разойтись по своим комнатам, запереть двери и не выходить, покуда снаружи не прояснится. Объяснения могут подождать и до утра.

— Какая изумительная мысль, — сказала Табита. — Должна признаться, я полностью вымотана. Не окажется ли кто-либо любезен настолько, чтобы наполнить мне грелку пред тем, как отправиться на покой? В доме сегодня вечером особенно промозгло.

Фиби ответила, что позаботится об этом, а Майкл, Гимор и мистер Слоун решили в последний раз обыскать весь дом — не обнаружатся ли какие-то следы Дороти.

— Мы до сих пор не поговорили о вашей книге, Майкл, — напомнила ему Табита, когда он уже стоял в дверях. — Вы же не разочаруете меня завтра, правда? Я так долго ждала этой возможности. Очень, очень долго. Эго будто снова с вашим отцом поговорить.

При этих словах Майкл остановился как вкопанный. Он не был уверен, что все расслышал как надо.

— Вы — это выпитый он, знаете ли. Как я и ожидала. Те же глаза. В точности те же глаза.

— Пойдемте. — Мистер Слоун потянул Майкла за рукав и шепотом добавил: — Она не в себе, бедняжка. Не обращайте внимания. Не стоит путать ее еще больше.

Хилари осталась с теткой. Некоторое время она постояла перед огнем, покусывая ноготь и всеми силами стараясь выловить какой-то смысл из последнего странного замечания Майкла.

— Тетушка, — произнесла она через минуту-другую, — ты уверена, что разговаривала с моим отцом?

— Вполне, — ответила Табита. Она закрыла книгу и сунула ее в корзинку с вязанием. — Знаешь, очень сбивает с толку, если сначала все говорят, что он умер, а в следующую минуту он оказывается жив. Но ведь есть способ проверить, чтобы не осталось никаких сомнений, не правда ли?

— В самом деле? И как же это сделать?

— Сходить в усыпальницу, разумеется, и посмотреть, в гробу его тело или нет.

Хилари мужества никогда было не занимать, и она подумала, что план стоит привести в исполнение; однако задача не обещала быть приятной. Ее переполняла решимость покончить с этим делом как можно быстрее, а поэтому она не стала брать с собой плащ — просто откинула засов с парадной двери и ринулась в самое сердце воющей бури, неистовствовавшей уже более двух часов. Слепо пробираясь в потоках ливня, едва держась на ногах под порывами ветра, она пересекла двор и направилась к приземистому силуэту семейной часовни, стоявшей на небольшой полянке у густо заросшего выезда из поместья. Деревья вокруг стонали, скрипели и шелестели, стоило дикому ветру налететь непредсказуемым порывом или так же внезапно стихнуть. К ее немалому удивлению, дверь в часовню была приотворена; внутри мигал огонек. На алтаре горели две свечи. Зажгли их, судя по всему, недавно, хотя само помещение, похоже, было совершенно пустым. Неистово содрогаясь — наполовину от холода, наполовину от дурных предчувствий, — Хилари поспешила по центральному проходу и распахнула дверку в дубовой раме: та открывалась на крутой лестничный пролет. Ступени вели в семейный склеп, где поколение за поколением погребали Уиншоу, а одна прихотливо изрезанная плита была посвящена памяти Годфри — героя войны, чье тело так и нее удалось добыть с вражеской земли.

Хилари спустилась вниз в кромешной тьме, но, дойдя до входа в склеп, заметила, что из-под двери пробивается тонкая полоска света. В ужасе и сомнении она приотворила ее и увидела…

…и увидела пустой гроб, стоящий на постаменте в середине погребальной камеры; крышка его лежала рядом, а подле в развязной позе стоял ее отец, Мортимер Уиншоу, и приветливо улыбался.

— Заходи, дорогая дочурка, — произнес он. — Заходи, и все сейчас объяснится.

Едва Хилари сделала шаг внутрь, распахнув дверь во всю ширину, как внезапно услышала над головой жужжание. Вздернув голову с резким вскриком, она успела заметить, что на нее падает объемистый тюк: состоял он — хотя самой Хилари узнать сие так и не довелось — из газет, куда она поставляла свою колонку последние шесть лет. Но, не успев понять, что ее постигло, Хилари оказалась мертва: сокрушенная весомостью собственного мнения, что сшибло ее наземь, лишив чувств точно также, как, лишая сознания, наземь сшибал ее покорных читателей ревущий поток оплаченных с избытком слов.

Глава седьмая Пять золотых часов [121]