Какое надувательство!

— Мистер Оуэн, — продолжал Мортимер, выговаривая слова с большим трудом. — Я очень надеюсь, что вы не собираетесь тратить свою жалость на членов моего семейства. Они ее не заслуживают. И вам это должно быть известно больше, чем кому-либо другому.

— Да, но все равно…

— В любом случае уже слишком поздно. Что сделано, то сделано.

Плюп. Плюп. Плюп.

— Мы сейчас под гостиной, если вам интересно знать, — произнес Мортимер. — Если бы в ней сейчас кто-нибудь находился, мы бы слышали. Несколько часов назад я стоял здесь и слушал весь тот шум, что они подняли, когда Слоун прочел завещание и они осознали, что не получат от меня ни пенни. Детская выдумка, наверное. — Он поморщился. — Тщеславная. Глупая. Как и все остальное.

Плюп.

Мортимер закрыл глаза — точно от боли.

— Я вел праздную жизнь, мистер Оуэн. По большей части — тратил ее впустую. Я родился с деньгами и, подобно остальной семье, слишком любил себя, чтобы применить их к чему-нибудь стоящему. Однако в отличие от них я по меньшей мере не причинял этими деньгами никакого зла. И вот я подумал, что перед смертью искуплю себя — хоть как-то — тем, что окажу человечеству маленькую услугу. Избавлю мир от горстки подонков.

Плюп. Плюп.

— Окончательно убедили мета в этом вы, мистер Оуэн. Ваша книга. Она подсказала мне саму мысль и предложила пару возможных… подходов. Теперь же, когда все сделано, я должен признаться: меня разочаровало отсутствие кульминации.

Произнося эти слова, Мортимер вертел в правой руке большой шприц, наполненный прозрачной жидкостью. Майкл нерешительно посматривал на инструмент, и старик это заметил.

— О, не стоит беспокоиться, — сказал он. — Я не намерен убивать вас. Мисс Бартон — тоже. — При упоминании этого имени лицо его на миг смягчилось. — Вы же позаботитесь о ней, правда, Майкл? Она хорошо ко мне относилась. И могу сказать, что вы ей нравитесь. Я был бы счастлив от мысли…

— Конечно позабочусь. И о Табите тоже.

— О Табите?

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ее не возвращали туда. Пока не знаю как, но я этого не допущу.

Плюп.

— Но вам же, разумеется, известно, — сказал Мортимер, — что она выжила из ума?

Майкл вытаращился.

— Да-да. — Мортимер маниакально ухмыльнулся. — Окончательно и бесповоротно спятила.

— Я только что разговаривал с нею, и она казалась совершенно…

— Это наследственное, понимаете? Безумные, как шляпники, помешанные, чокнутые — все до единого. Потому что, видите ли, Майкл, наступает такой момент… — Он подался вперед и ткнул шприцем в его сторону. — Наступает такой момент, когда алчность и безумие уже практически неразличимы. Можно сказать, что это одно и то же. И приходит еще один момент, когда готовность мириться с алчностью, сосуществовать с нею и даже способствовать ей тоже превращается в безумие. Иными словами, это означает, что все мы попались. Безумие никогда не кончится. По меньшей мере… — его голос стерся до призрачного шепота, — для живых.

Плюп. Плюп.

— Возьмите, к примеру, мисс Бартон. — Речь Мортимера зазвучала невнятно, — Такая добрая девушка. Такая доверчивая. Однако я все это время ее обманывал. Ноги у меня еще довольно крепкие. Несколько язв тут и там, но ходить совершенно не мешают. Мне просто нравилось, что меня опекают, понимаете?

Плюп. Плюп. Плюп.

— Я так устал, Майкл. Вот что самое забавное. У меня есть только одно расстройство здоровья, а мисс Бартон я о нем даже не заикнулся. Она не имела ни малейшего понятия. Вы уже догадались, каково оно?

Майкл покачал головой.

— Бессонница. Не могу спать. Вообще не могу. Час-другой время от времени — и все. Максимум — три. С тех самых пор, как умерла Ребекка.

Плюп.

— Ах, что это была за ночь! Слишком, слишком чересчур. Столько усилий. Мне казалось, у меня никогда не получится, если быть с вами до конца откровенным. — Мортимер обмяк и уронил голову в руки. — Мне бы так хотелось уснуть, Майкл. Вы же поможете мне, правда?

Майкл принял шприц из протянутой руки; Мортимер закатал рукав.

— Мне кажется, в пальцах не осталось больше силы — в этом-то вся и жалость. Усыпите меня, Майкл, — это единственное, о чем я прошу.

Майкл в нерешительности посмотрел на него.

— Из доброты вашего сердца. Прошу вас.

Майкл взял Мортимера за руку. На костях вяло висела кожа. У старика были глаза умоляющего спаниеля.

Плюп. Плюп.

— Собак ведь усыпляют, правда? Когда они старые и больные?

Так, предположил он, это звучало не слишком паршиво.

Глава девятая С Гагариным к звездам

— Никаких объяснений, — сказал Майкл. — Если спишь, если видишь сны, ты должен эти сны принимать. Такова обязанность спящего.

Фиби прикрыла глаза рукой от солнца.

— Похоже на правду. Но что это значит?

— Я просто думал: когда я был маленьким, мне приснилось три сна, которые я не могу до конца вспомнить. Теперь два из них сбылись — более или менее.

— Только два? А третий?

Майкл пожал плечами:

— Нельзя же иметь все сразу.