Какое надувательство!

Он высадил Майкла на перекрестке и уехал, вновь оставив его на милость ветра и дождя, напор которых, казалось, только удвоился. В окружающей тьме разглядеть что-либо не представлялось возможным, кроме неровной каменистой дороги, вдоль которой с обеих сторон виднелись узкие полосы болот — дальше заплаты черного нагого торфа чередовались со случайными кустиками вереска и грудами камней зловещей формы. По крайней мере, так продолжалось, пока Майкл не осознал — минут через десять или больше, — что дорога пошла по берегу какого-то искусственного пруда. С другой стороны пруд освещался параллельными рядами фонарей, напоминавшими взлетную полосу аэродрома. Он даже смог распознать в темноте у самого уреза воды очертания небольшого гидросамолета. Вскоре Майкл набрел на плотные кущи, отгороженные от дороги длинной кирпичной стеной, в конце концов прервавшейся чугунными воротами. Те скрипнули от толчка, и Майкл понял, что путешествие его, похоже, близко к завершению.

К тому времени, когда он вынырнул из, казалось, бесконечного, густо заросшего и по щиколотку наполненного жидкой грязью тоннеля черноты, представлявшего собой подъездной путь к поместью, золотые квадраты окон Уиншоу-Тауэрс почудились ему чуть ли не огнями родного дома. Впечатление это, однако, не пережило бы и мимолетного взгляда на приземистую грозную тушу самого особняка. Дрожь пробежала по телу Майкла, когда он приблизился к парадному крыльцу и услыхал отвратительный вой собак, возражавших таким образом против заточения в какой-то невидимой псарне. К собственному изумлению, он поймал себя на том, что бормочет слова:

— Не очень похоже на воскресный лагерь, а?

Реплика, разумеется, должна была произноситься Сидом, но Сида рядом не было. Пока придется поддерживать диалог самостоятельно.

Глава вторая Почти несчастный случай [120]

Едва Майкл вознамерился приподнять громадный заржавленный дверной молоток, как обнаружил, что дверь резко распахнулась как бы сама собой. Майкл шагнул внутрь и огляделся. Он стоял в огромном мрачном холле, вымощенном плитами и освещенном четырьмя из пяти ламп, установленных высоко на обшитых деревянными панелями стенах; истертые гобелены и потускневшие живописные полотна дополняли сумеречное впечатление. По обе стороны в холл выходили двери, а прямо перед Майклом шла вверх широкая дубовая лестница. Из-под двери слева пробивался свет, с той же стороны время от времени доносились голоса, то и дело поднимавшиеся в какой-то бессвязной беседе. Чуть помедлив, Майкл поставил чемодан у подножия лестницы, откинул с глаз мокрые спутанные волосы и смело двинулся вперед.

Дверь открылась в просторную и оживленную гостиную, где в камине весело потрескивал огонь, бросая на стены гротескные танцующие тени. В кресле у самого огня сидела крохотная горбатая старушка, закутанная в шаль; внимательными птичьими глазками она щурилась на спицы своего вязанья, проворно мелькавшие в пальцах. Это, как догадался Майкл, и была Табита Уиншоу: ее сходство с Тетушкой Эмили, полоумной старой девой, которую в фильме «Какое надувательство!» сыграла Эсма Кэннон, казалось несомненным. Напротив нее, на диване, флегматически глядя в пространство, со стаканом виски в руке сидел Томас Уиншоу, торговый банкир, а за столом в дальнем конце комнаты, у самого окна, забрызганного дождем, по клавишам лэптопа тихонько постукивала Хилари Уиншоу. Дойдя до конца абзаца, она в поисках вдохновения обвела комнату взглядом и первой заметила Майкла.

— Эй, а это еще кто? — произнесла она. — Вылитый ночной странник, если я не ошибаюсь.

— Не вполне странник, — ответил Майкл; он уже собрался было представиться, но рта ему не дал раскрыть Томас:

— Да ради бога, вы же весь ковер вымочили. Кто-нибудь позовите дворецкого, пусть заберет у него пальто.

Хилари встала и дернула за шнурок звонка, а затем подошла поближе — осмотреть новоприбывшего.

— Знаете, а я его точно уже где-то видела, — сказала она и обратилась непосредственно к Майклу: — Вы на лыжах в Эспене не катаетесь?

— Меня зовут Майкл. Майкл Оуэн, — ответил тот. — Я писатель. Среди моих неоконченных работ — история вашей семьи, и какие-то фрагменты ее вы, вероятно, читали.

— О, мистер Оуэн! — вскричала Табита, отложив спицы и восторженно всплеснув руками. — Мне так хотелось, чтобы вы приехали. Я с таким нетерпением ждала встречи с вами. Разумеется, я читала вашу рукопись — ваши издатели отправляли ее мне, как вам известно, — и читала ее, признаюсь, с величайшим интересом. Мы с вами должны сесть вместе и о многом поговорить. Именно так.

Теперь и Томас поднялся на ноги и ткнул в Майкла обвинительным перстом:

— Я вас помню. Вы — тот чертов наглый борзописец. Как-то заявились ко мне в банк и принялись что-то вынюхивать. Я был вынужден, если не ошибаюсь, вышвырнуть вас вон.

— Вы не ошиблись, — подтвердил Майкл, протянув руку, которую Томас не принял.

— Так какого же дьявола вы оказались у нас на семейной встрече? Это все равно что взлом и проникновение. У вас могут быть серьезнейшие неприятности.