Я не устану Ангелов и Бога
благодарить…
Не дотронусь ни сном, ни дыханием
Не дотронусь ни сном, ни дыханием,
ни мечты эфемерным крылом,
ни признанием, ни покаянием,
и ни холодом, и ни теплом.
Ни водой ключевою живительной,
ни росой напоить-опоить –
не хочу, и самой удивительно,
как приятно свободу – дарить:
колдовское тягучее красное
ты и сам бы попробовать рад
(Приворотное зелье. Опасное!
По рецепту!), не пей его – яд!
Ни волшебными чарами тёмными,
ни молитвами – не зацеплю:
мне так важно, что САМ ты влюблён в меня,
ведь тебя я САМА же (?) люблю…
Спрятать от всех глаза
Спрятать от всех глаза
(Светятся слишком), душу –
счастьем кричать нельзя,
надо молчать и слушать.
В небо шепнуть – "Спа-си-
бо… ВОТ ТАКОЕ (!!!), правда…",
Прыгнуть вдвоём в такси,
сдачу не взять – "Не надо!".
В тёплый жилья живот
ткнуться слепым котёнком,
счастье моё живёт
в нашем с тобой ребёнке.
Пусть за окном метель
в танце морозном кружит –
детская колыбель
наши спасает души…
Ароматом хвои
Ароматом хвои,
пузырьками в хрустальном бокале,
и сияньем гирлянд
помогаем себе (хоть раз в год)
помечтать о любви
(мы друг друга опять загадали!),
оглянуться назад,
чтобы дальше стремиться вперёд.
И, как прежде любя,
с каждым новым ударом курантов,
нарушая опять
самый строгий закон волшебства,
я молюсь за тебя,
хоть так делать нельзя и не надо –
у судьбы воровать
на тебя эксклюзив и права.
Не хозяйка судеб –
ни твоей, ни своей, но покуда
все двенадцать пробьют,
буду снова закон нарушать:
мы бы ни были где б,
лишь тебя я загадывать буду,
пепел скидывать в брют,
одним махом бокал осушать…
Солнце мне даришь, на части разбитое
Солнце мне даришь, на части разбитое –
странное чувство, давно позабытое:
словно домой возвращаешься с улицы,
где непогода плюётся и хмурится
снегом, дождём и свинцовыми тучами.
Если вдвоём мы – найдутся нас круче ли?
Серые солнца хитрющие щурятся:
видишь, какая погода на улице?
Я – улыбаюсь, теплом разморённая,
ласковой кошкой мурлычу влюблённо я,
только что дикой была и опасною,
раз – и ручной сразу стала, да ласковой.
Лоб подставляю – целуй мол, наглаживай,
дикую кошку балуй, обихаживай,
и не предай ни любви, ни доверия:
душу и сердце открой, но не двери мне.
Будешь любить меня
Ты говоришь, что моей красотою
смог насладиться б за маленький срок –
да при условии, что я без боя
кошкой домашней легла бы у ног.
Пары часов, говоришь, бы, хватило?
Да я любого мурчанием так
не на часок, а на жизнь усыпила б –
кошке любой это сущий пустяк:
лечь у груди, под дыханье подстроясь,
вывести ритмы двух пульсов в синхрон –
и ни о чём больше не беспокоясь
ты погрузишься в мой сказочный сон.
Старые сказки плохому не учат:
перед любым колдовством человек –
слаб. Беззащитная кошка мяучит –
волю твою забирает навек.
Будешь, как раб, молоком и сметаной –
самыми лучшими только! – кормить,
холить, лелеять, считать самой-самой…
Будешь любить меня – Слышишь? – любить…
Бояться кошек – не ходить во двор
Бояться кошек – не ходить во двор
(Опаснее домашних – дворовые),
а у меня – серьёзный разговор
к тебе сегодня, знаешь ли, впервые:
я убираю когти и клыки,
дозирую до миллиметра – силу,
а ты удар (мол, в шутку же!) руки
не хочешь ли ополовинить, милый?
Мурлыкну снисходительно: терплю,
и стукну мягкой лапой по ладони –
лишь только потому, что я люблю,
велик соблазн мне дать немного боли?
Эй ты – венец творенья/человек –
расслабился, не помнишь почему-то,
что мне от милой кошечки разбег
до хищника опасного – минута.
Женщина-воин – одна в безграничном мире
Женщина-воин – одна в безграничном мире,
страх ей как будто не ведом и не знаком,
плачет навзрыд, заперевшись одна в квартире,
и – никому, даже френдам и под замком…
А за окном – то ли гром, то ли взрывы "Града",
рвётся в квартиру упрямо промозглый дождь
и барабанит в стекло – не грусти, не надо:
он же вернётся – он знает, как сильно ждёшь.
Женщина-воин опять соберётся с духом,
номер заветный в условленный час набрать:
"Ты там держись, дорогой, ни пера, ни пуха –
Я буду ждать, сколько надо. Я буду ждать"…
Тихо мобильник в солдатской ладони пискнет –
пальцы сжимают непрочную связи нить:
"Слышишь? Вернусь! Только, знаешь, не надо письма –
Долго идут… Постарайся, роднуль, звонить…"
Женщине-воину сложно остаться дома
Женщине-воину сложно остаться дома
хоть ненадолго – на день хоть один/на час,
если любимый (да что там – и незнакомый)
в этот момент от врага охраняет нас.
Дома остались трусливо чужие дяди –
женщина-воин по минному полю в ночь
едет к своим, что врагу не сдадут ни пяди –
страшно, конечно, но надо же им помочь.
Каждому воину вручит она подарки:
тёплые вещи, обувку, конфеты, чай,
доброго слова ей ни для кого не жалко,
каждому скажет – вернусь ещё, не скучай.
В этих глазах навсегда поселились смерти –
близких ли, дальних ли – чёрной стоят стеной,
но перед женщиной-воином вдруг как дети
светятся, свёрток к груди прижимая свой.
Женщина-воин устала, но, слёзы пряча,
по бездорожью везёт драгоценный груз.