Какого цвета ночь?

— О чем? — слабо пробормотал Кирюша.

Любое маломальское шевеление, равно как и произнесение звуков, было для него пыткой похуже инквизиторского испанского сапога.

— О нас с тобой…

Кирюша поморщился. Казалось, что любые звуки, кроме бульканья огуречного рассола, были для него мучительны.

— Зря я вчера портвейн после водки пил, — прошептал он, бледнея.

— Тебе плохо? — засуетилась Александра, спрыгивая с кровати. Она-то чувствовала себя великолепно. Во-первых, потому, что она вчера ничего не пила, так, самую малость, а во-вторых, явно не зря растратила дарованный ей природой капитал — свою девственность.

— Принести тебе попить? Что ты хочешь?

Кирилл ответил благодарным стоном.

Когда он крупными жадными глотками хлебал огуречный рассол, оставшийся в банке, Александра, присев на краешек кровати, спросила ангельским голоском:

— А когда ты скажешь родителям?

— А что я им должен сказать? — спросил Кирилл, начиная ощущать благотворное действие рассола.

— Ну, о том, что между нами было.

— А зачем? — Господи, да если бы он сообщал отцу о всех своих партнершах, то бедный папа давно бы отбросил коньки.

— Как зачем? — Брови Александры медленно поползли вверх. — Мы же любим друг друга и хотим быть всегда вместе… Ты сам мне это говорил сегодня ночью! И обещал жениться…

— Я? Говорил?! — взвился Кирилл, мгновенно забыв про свою головную боль. — Ты ошиблась, детка. — Голос Кирилла звучал снисходительно. — Даже под страхом смертной казни, как бы я ни был пьян, я никому и никогда ничего не обещаю.

— Но ты говорил! — Губы Александры задрожали. — Ты сказал, что раз ты у меня первый, то… — Она умело зарделась.

— А что, я у тебя первый? — задумчиво спросил Кирилл.

— Конечно! — Александра залилась слезами. — Ты же должен помнить, были несомненные признаки… Кроме того, я не хотела, а ты меня заставил… Сказал, что любишь, хочешь жениться… Я подумала, что если мы все равно поженимся, то тогда можно… А то бы я никогда… — Она выразительно захлюпала носом.

Кирилл задумался. Безусловно, от такого факта невозможно было отмахнуться. Черт знает эту девчонку! Еще напишет заявление об изнасиловании, потом не оправдаешься. А что в институте начнется!.. Папа, может быть, его, в конце концов, отмоет, но шуму будет! Надо с ней поосторожнее…

— Ладно, потом посмотрим, — туманно пообещал он.

«Может, все утрясется, успокоится, забудется», — подумал Кирилл. Но он не знал, что Александра ничего и никогда не забывает. Более того, охотница за женихом повела умелое и тонкое наступление. При встречах с Кириллом она озабоченно намекала ему на некое, известное только им одним обстоятельство:

— Ты знаешь, я все боялась, что забеременею после той ночи… Кажется, так и случилось…

Кирилла от таких слов бросало то в жар, то в холод.

— Аборт ни за что не буду делать, так и знай! — затягивала она петлю на шее.

Или еще:

— Как мы назовем нашего мальчика? Как твоего папу, то есть его дедушку? А вдруг девочка? Тогда, наверное, как маму…

Когда прошли все сроки, а «беременная» так и не поправилась ни на грамм, Кирилл почувствовал себя значительно свободнее. Он даже подключил к контратаке своих родителей. В Александре они вполне справедливо угадали претендентку на роскошную квартиру в писательском доме и часть дачи в Переделкине. Девушка была вызвана перед светлые очи Абросимова-старшего, и ей было объявлено, что ее происки бессмысленны, ибо их сыночек Кирюша, как это ни прискорбно, уже женат. И даже дите у него имеется! В доказательство ей был предъявлен паспорт Кирилла с характерным штампом в графе «Семейное положение».

Оказалось, что Кирилл был женат на своей однокурснице, а штамп в паспорте появился потому, что наивный юноша полагал: близкие отношения с женщиной возможны лишь при наличии юридического оформления. Жена отбыла по месту жительства на Украину, но брак так и не был расторгнут.

Александра поняла, что жестоко просчиталась. Устраивать грандиозный скандал с криками об изнасиловании было уже поздно. Свидетелей не было, а жертва была жената…

Александра умела проигрывать. Она отступила. Отступила, но не сдалась.

На следующий день я сказала, что у меня срочные дела в городе, и отправилась домой. С каким наслаждением я вступила на перрон Белорусского вокзала, окунулась в толчею метро, поварилась в кипящем огне автобусных баталий. Только теперь я поняла, как мне не хватало всей этой суеты в тихом благословенном Славгороде, где даже все уличные кошки знали меня в лицо.

Как ни странно, Михаил оказался в конторе.

— Через час выезжаю на дежурство, — сказал он. — Надеюсь, последнее. Осточертело все! Я уже видеть не могу эту дамочку, которая мается дурью от безделья…

— Выяснил, с кем она встречается? — спросила я сочувственным тоном.

— Кое-какие догадки есть на этот счет… Но догадок моих мало, нужны доказательства. — Мишкин голос звучал кисло. — Давно бы все выяснил, да аппаратура подвела… А ты чего вернулась домой?

— Мне надо с тобой посоветоваться, — сказала я. — Сейчас приеду.