Какой простор! Книга первая: Золотой шлях

В прожекторном мертвенном луче, упавшем с французского миноносца, появилась Даша. Узнав Иванова, заголосила по-бабьи, припала к его телу. Вся она была залита кровью.

— Как покалечили тебя, мой ненаглядный, весь в дырах, как решето, — запричитала она.

— Негоже живому человеку думать о смерти… смерть — дело последнее, — прошептал Иванов. Появление Даши в эту грозную минуту перевернуло его сердце.

Горели бронемашины и бревна, вывороченные снарядами из траншей. Скаженный ветер раздувал пламя, клонил его книзу. Казалось, горит земля, было светло как днем. Красноармейцы обыскивали убитых, забирали подсумки с патронами, кто-то жадно пил из трофейной фляжки, проливая на шинель пахучий коньяк. Появились сестры и санитары с носилками.

На валу, обкуренный пороховым дымом, с ног до головы засыпанный землей, показался Фрунзе. Он внимательно выслушал рапорт раненого командира, спросил:

— Где комиссар полка?

— Убит!

— Командиры рот?

— Убиты все до одного!

— Дорогой ценой достался нам Перекоп, — проговорил Фрунзе. Оглянулся, увидел Луку, сказал ему: — Вы знаете дорогу в Чаплинку. Соберите остатки полка и отправляйтесь в тыл на отдых… Преследовать отступающего противника будут наши конные части.

— Как на отдых? — изумился Лука. Им уже владело нетерпеливое желание поскорее добраться до моря; он еще никогда его не видел.

От Сиваша тянуло тиной. В воздухе по-утиному пролетела брошенная граната, едва слышно разорвалась где-то внизу. Ближайший к Луке красноармеец вдохнул полной грудью воздух, счастливо промолвил:

— Пахнет Волгой… Из Самары я… Еще один рывок — и поедем, браток, по домам… Столяр я…

…Только на пятый день Лука отыскал в полевом лазарете отца. Весь забинтованный, он лежал в одной палатке с Дашей, койки их стояли рядом. Увидев сына, Иванов быстро овладел собой, и на чисто выбритом, помолодевшем лице его появилась виноватая улыбка.

— Хорошо, что пришел… Хочу сообщить тебе новость-Дарья Афанасьевна будет женой моей… — Он достал из-под подушки кожаный портсигар, вынул трофейную папироску с золотым ободком, закурил. — Так что поздравляю тебя с мачехой.

Лука покраснел, глубоко вдохнул воздух, пропитанный карболкой. Голова его закружилась от радости, от неловкости, от стыда, что он стоит здесь и ничего не умеет им сказать.

Наконец он проговорил, волнуясь:

— Я это давно знал. Я люблю тетю Дашу так же, как и тебя, папа… Ведь когда тебя арестовали, она была мне как мать родная… Что же теперь вы собираетесь делать? Наши части уже где-то за Симферополем.

— Война кончается, Лука. Последняя ставка Антанты бита. Вероятно, скоро демобилизация. Попрошусь на хозяйственную работу, поеду в Донбасс восстанавливать заводы. Дарья Афанасьевна собирается учиться. Народной учительницей будет… А ты что собираешься делать? Детство твое давно кончилось.

Луна хорошо знал отца. Сейчас отец жил уже не нынешним днем, а будущим.

— Я уже определился — подал рапорт командиру дивизии. Прошу послать меня курсантом в военное училище. Не хочу уходить из Красной Армии.

— Ну что ж, как отец и командир, одобряю твое решение, — сказал Иванов.

— Вот и дождалась я, что стал ты моим сынком, Лука, — проговорила Даша. — Давно об этом мечтала, и вот сполнилось.

Ее точно подменили. Какая-то мягкая раздумчивость появилась в ней, кирпичное от загара лицо помолодело, даже морщинки у светящихся счастьем глаз улыбались. Сама себе она казалась легкой и свежей, как десять лет назад. Много сил положила она, чтобы добиться счастья — самого большого счастья, какого могла ждать в жизни. И это счастье было теперь у нее в руках.

Далеко за Джанкоем, словно отзвуки отшумевшей грозы, перекатывался едва уловимый шум артиллерийской канонады.

В полутемную палатку, позвякивая шпорами, вошел Арон Лифшиц. Крикнул:

— Сашок, радуйся — полная победа! Сегодня части Первой Конной заняли Севастополь… Врангель на крейсере «Корнилов» драпанул в Константинополь… Конец войне!.. Правда, махновцы опять озоруют. Воспользовались нашим наступлением, выскочили из Крыма и опять развернули в Таврии борьбу против нас, нападают на наши тылы. Но эту гвардию в кожухах мы быстро расчихвостим — крестьянам надоело таскаться с пулеметами, они хотят пахать землю.

— Арон, поздравь меня — женился я на старости лет. И хорошо, и неловко, и стыдно… Вот она, моя жена, рядом со мной…

Комдив, улыбаясь в усы, молча пожал обоим руки.

— Поздравляю, поздравляю… А у меня, друзья, ни детей, ни жены, ни матери, ни отца, один как перст… Никого, кроме родины, да еще дивизия… вот и вся моя родня. — Арон Лифшиц замялся и отвернул лицо.

Вошел врач в белом халате, и разговор оборвался.

— Был я сегодня на Турецком валу, глянул вперед — и, признаться, восторг меня охватил, — сказал врач. — Вся Россия видна оттуда — огромное поле деятельности для каждого человека.

Иванов улыбнулся, сказал:

— Да я и сам, когда несли меня на носилках, хотя и полумертвый был, а оглянулся вокруг — и ахнул! Какой необъятный простор!.. Какой простор!

Конец первой книги