Дом расположен, признает она, не совсем в центре города, но она уверяет их, что добраться туда не сложно. Она покажет им, как это сделать, и, пока они едят, она разворачивает на столе карту и проводит пальцем путь до станции метро, и кажется, что большая часть пути проходит по сгибу карты, где она совершенно истерта.
Они пьют сливовицу из маленьких чашек, похожих на желуди, а воздух все сильнее наполняется сигаретным дымом. Халат одет на ней весьма свободно, и когда она наклоняется над потертой картой Праги, расцвеченной разными цветами, возникает ощущение, что под халатом она ничего не носит, что отмечает Фердинанд и дает это понять другу, улыбаясь ему и многозначительно кивая, когда вдруг входит ее муж и, вынув сигарету из своего маленького рта, говорит что-то по-чешски.
Она пытается отмахнуться от него, даже не поднимая глаз от карты, по которой отмечает пальцем с обгрызенным ногтем извилистую улицу – и между ними происходит быстрая перебранка.
Фердинанд все это время улыбается с намеком.
А она все так же склоняется над картой.
Ее муж стоит на месте какое-то время, излучая недовольство. А затем уходит, и она говорит, что ему нужно работать. Она объясняет, что он бывший профессиональный футболист, а теперь учитель физкультуры.
Она садится, закуривает очередную сигарету и кладет руку на колено Саймону. (Похоже, она, несмотря на его молчание, прониклась к нему.)
– Мой муж, – говорит она, – не знает
Возникает пауза. Ее рука лежит на его колене.
– Вы понимаете меня?
– Да, – говорит он.
От алкоголя в столь ранний час и после такой жуткой ночи его сильно развозит. Он не вполне уверен, что вообще происходит и о чем она говорит. Все кажется непривычно ярким – интерьер кухни, залитой солнцем, картинки с котятами на стенах, голубые глаза жены футболиста, ее тонкая, словно пергамент, кожа. Она смотрит на него в упор. Он опускает глаза и невольно смотрит на ее голые колени.
И снова ее глаза.
– Он не знает
– Мне – да, – отвечает Фердинанд.
– Да?
– А Саймону – нет.
– Это неправда, – говорит Саймон раздраженно.
Но она как будто этого не слышит. И говорит, повернувшись к нему:
– Не нравится? А что нравится? Что нравится? Думаю, я знаю, что тебе нравится! – И, снова кладя руку ему на колено, она начинает смеяться.
– Саймону нравятся книги, – говорит Фердинанд.
– О, вам нравятся книги! Это
– Ему интересно искусство, – отвечает Фердинанд.
– О, как
Вся в возбуждении, она подводит их к картине, висящей в холле. Плоский, безжизненный, аляповатый пейзаж. Эту картину, говорит она им, она купила в Венеции.
– Мило, – говорит он.
С минуту они стоят молча.
И пока они стоят и рассматривают эту жуткую мазню, он чувствует ее теплую тяжелую руку у себя на плече и близость ее тела.
– Ваш друг, – говорит она Фердинанду, прикуривая очередную сигарету, – он понимает.
Они снова на кухне.
– Он очень умный, – говорит Фердинанд.
– Он понимает красоту.
– Определенно.
– Он
– Прекрасная игра, – шутит Фердинанд.
Она смеется, хотя не ясно, поняла ли она шутку.
– Вы нравится футбол? – спрашивает она.
– Вообще-то я больше по регби, – говорит Фердинанд.
И затем он пытается ей объяснить, что такое регби, а она курит и слушает, время от времени задавая вопросы, из которых становится ясно, что она ничего не поняла.
– Так это как футбол? – спрашивает она, разгоняя дым, после нескольких минут подробных разъяснений.
– Э… Типа того, – говорит Фердинанд. – Да.
– А девочки? – спрашивает она. – Вам нравятся девочки?
Фердинанда вопрос смущает меньше, чем Саймона, и он отвечает после небольшой заминки:
– Конечно, нам нравятся девочки.
И она снова смеется:
– Конечно!
Она смотрит на Саймона, который уставился в стол, и говорит:
– Вы найдете много девочек в Праге.
Стоя на Карловом мосту с его почерневшими статуями и туристами, то и дело указывающими пальцами, Саймон нарекает это место бездушным аналогом Диснейленда.
Расхаживая по собору Святого Витта в рассеянном свете и вдыхая легкий аромат полированного дерева, он видит афишу, сообщающую об исполнении Большой мессы Моцарта до минор здесь этим же вечером, что слегка оживляет его, и, купив билеты, они садятся на террасе паба, кишащей туристами, позади собора, собираясь пробыть там до пяти часов.