– Да? – говорит Эстер.
– Капучино, – говорит его лицо в зеркале по-английски.
Пока она возится с машиной, он просматривает местную газету. Слов он не понимает, его глаза просто скользят по фотографиям, на которых он видит местных политиков – неприятных типов с жуткими стрижками, фальшиво улыбающихся, как он сам только что.
Получив свой капучино, он подходит к Хансу-Питеру, желает ему доброго утра и садится напротив.
Ханс-Питер с полным ртом молча кивает.
Он жует рогалик словно через силу.
Несколько секунд Мюррей смотрит на него с неприязнью.
– Где ты был прошлым вечером? – спрашивает он, наконец.
Ханс-Питер прожевывает и проглатывает. Он быстро говорит что-то – очень неразборчиво.
Мюррей кривится в раздражении:
– Что? Еще разок.
– Ум-маи-и, – говорит Ханс-Питер, проглатывая.
– Чего?
Ханс-Питер как следует проглотил все, что было во рту, и повторяет:
– У Марии. Дома у Марии.
– Это как же?
Ханс-Питер не выдерживает сверлящего взгляда Мюррея и отводит глаза.
– Ну, ты знаешь Марию?
– Марию, – произносит Мюррей, как будто пытаясь сообразить, кого он может иметь в виду. – Ту, что
– Да.
– Ты был у нее
– Да.
– Зачем? – спрашивает Мюррей, искренне не понимая.
– Ну, – посмеивается застенчиво Ханс-Питер, – ты понимаешь…
– Нет, я не понимаю.
– Ну, мы это… Между нами что-то есть, – говорит Ханс-Питер.
Когда до Мюррея доходит, он ошарашен:
– Что –
Ханс-Питер кивает.
– Ты с Марией?
Ханс-Питер опускает глаза.
– Ну да, – признается он.
Он как будто смущен. И вероятно, он неправильно понимает реакцию Мюррея. Ведь Мария моложе Ханса-Питера лет на двадцать. Она толстушка и не особенно привлекательная. Это все может быть причиной для смущения.
– Как это случилось? – спрашивает Мюррей, побледнев.
И Ханс-Питер рассказывает ему, что в прошлую пятницу он был здесь, в «Уморни путнике», до закрытия, как и обычно. На улице лил дождь, а у Марии не было зонтика – она все ждала, пока дождь прекратится, и он предложил ей пойти к нему в комнату и переждать там. Он предложил ей сигарету, они закурили вместе, и в итоге она осталась у него на ночь. С тех пор, говорит он Мюррею, он уже дважды ночевал у нее.
– Ну, вот, – завершает Ханс-Питер.
И начинает есть второй рогалик.
Какое-то время Мюррей не может выдавить ни слова.
Деревца на улице раскачиваются от ветра.
В затененном баре Эстер разговаривает с кем-то по телефону, смеясь.
«А ведь я той ночью ночевал у Бекки, – думает Мюррей. – Ворочался под одеялом с Человеком-пауком. А они… В те же самые минуты. В прошлую пятницу».
Он смотрит на Ханса-Питера с выражением шока и омерзения.
– Какого хрена она в тебе нашла? – говорит он.
Что она нашла в Хансе-Питере? Этот вопрос мучает Мюррея всю ночь, не давая заснуть. Он сидит у себя, как в гробнице, и курит в темноте. Ему кажется очевидным, что если бы он сам выразил свои намерения в отношении Марии яснее, скорее всего, она предпочла бы его, а не Ханса-Питера. Эта мысль изводит его. Не то чтобы он так уж жаждал обладать ею физически. В его чувствах к Марии была какая-то бессильная сентиментальность, что-то расплывчатое, даже сродни жалости. А что она нашла в Хансе-Питере – это вполне ясно: Ханс-Питер – просто уменьшенный вариант его самого, этакий обедненный Мюррей. Иностранец откуда-то с Запада, у которого водятся
Он запал на нее, решает Мюррей.
Запал на эту толстую шлюху.
И это хорошо хотя бы тем, что дает ему больше времени, чтобы сосредоточиться на бизнесе. Которым ему так или иначе
– Я кое-что понимаю в них, – сказал он Благо.
Он настаивал на праве вето, если они покажутся ему недостаточно хорошими.
С тех пор, как вернулся из Королевства, он набирал номер Благо пару раз, чтобы узнать, не пришли ли деньги.
Благо не отвечал. Очень на него похоже.