Кактус Нострадамуса

Улица комиссара Голенко – до революции Ремесленная – расположена в старом квартале в двух шагах от центра города, но в весеннюю распутицу эти два шага желательно делать в резиновых сапогах. Трошкина быстро промочила лапки и больше не горела желанием продолжать детективную деятельность, но я уже настроилась на расследование и не хотела отступать. Тем более что успела придумать простой и надежный способ получения информации о гражданине Поливанко от его соседей.

Идею мне подсказал одинокий плакат на заборе. Он призывал сознательных граждан на выборы депутатов городской Думы. Под призывом скупыми штрихами и скудными красками был нарисован длинный темный тоннель, в конце которого ослепительно сиял узнаваемый силуэт старинного особняка купца первой гильдии Петрова-Расторгуева, в котором ныне гнездятся наши местные законотворцы.

– Полагаю, художник хотел сказать, что Гордума – это свет в конце туннеля, но у меня лично эта картинка ассоциируется с выражением «Наше дело – труба!» – высказалась Трошкина, пока я задумчиво созерцала плакат.

– Сколько людей, столько и мнений, – ответила я. – На том мы и сыграем!

– На чем?

– На разнице потенциалов.

– На чем, на чем?!

– Сейчас объясню.

Я остановилась напротив дома номер шесть по Голенко и присмотрелась к этому зданию и соседним с ним строениям.

– Дом номер шесть ничего особенного из себя не представляет, так? Небольшой, одноэтажный, но добротный, крышу явно недавно перекрывали, вон, ондулин положили турецкий, синенький. Забор металлический, тоже синий, и краска нигде не облупилась. А рядом что?

– А рядом двухэтажный особняк из точеного кирпича, крыша черепичная, забор трехметровый, каменный, – добросовестно перечислила стати соседнего здания Алка.

– Это справа, а слева?

– А слева сараюшка-развалюшка, сама хата саманная, крыша шиферная, замшелая, вместо забора плетень, в котором колья кренятся как пьяные!

– Во-о-от! А посмотри на штакетник между шестым домом и этой хатой. Видишь, как затейливо он тянется – крутой волной в обход яблони? О чем это говорит?

– У соседей плохой глазомер? – предположила Алка.

– У соседей был спор по поводу границы между участками! И вряд ли теперь отношения между ними мирные, товарищеские, – заключила я. – Идем!

– Вот так сразу, без подготовки?

Оробевшая Трошкина отстала, а я решительно подошла к облезлой кособокой калитке и придавила кнопочку прилепленного рядом звонка. Алка встала за моей спиной и тихо спросила, что ей делать. Я велела ей приготовить служебное удостоверение и достала из сумки свои собственные корочки, а также ручку и блокнот.

Со скрипом отворилась облезлая дверь хаты, на крыльцо неспешно выдвинулся небритый мужик в тельняшке, тренировочных штанах с пузырями на коленях и нечистых калошах на босу ногу.

– Хто такие, шо надо? – хриплым боцманским голосом вопросил морячок.

– Мы агенты! – незатейливо представилась я. – Есть вопросы о соседе вашем, не ответите ли за вознаграждение?

– Шо? Доигрался Мишка? Уже и вознаграждение за него назначили? – обрадовался мужик.

Я подождала, пока он спустится и подойдет поближе. Теперь нас разделяла только калитка.

– А скоко дадите? – прищурился боцман.

– От года до трех в ЛТП, – тихо пробормотала Алка.

Когда-то она работала тренером по лечебной физкультуре в наркологическом диспансере и теперь алкашей с наркоманами за версту узнает.

– У нас ставка – сто рублей каждому участнику опроса, – под прикрытием калитки несильно лягнув Трошкину, миролюбиво сказала я. – Мы готовим рекламную кампанию кандидата в депутаты городской думы Михаила Сергеевича Поливанко, собираем отзывы людей, которые хорошо знают этого уважаемого человека…

– Шо-о-о?! – Боцман затопал калошами, расплескивая жидкую грязь.

Я на шаг отодвинулась от калитки, фонтанирующей черной жижей.

– Это Мишка-то уважаемый?! Кем и за что?!

– А вот вы нам и расскажите!

– А вот и расскажу!

Я приготовилась стенографировать и краем глаза заметила вытянутую руку Трошкиной – Алка оказалась сообразительней меня и включила диктофон в мобильнике.

– Во-первых, Мишка жадный козел, – сказал мужик и решительно загнул желтый от никотина палец. – Хорошую работу нашел – не проставился, машину купил – не обмыл. Ни посидеть с ним, ни выпить, ни за жисть поговорить по-человечески – его только бабки интересуют.

– Бабы? – не расслышав, пискнула Трошкина.

– Бабы тоже, – боцман поклокотал горлом и харкнул в лужу. – Так и запишите: во-вторых, Мишка бабник. Не женат, ведет аморальный образ жизни.

– С кем? – снова пискнула Трошкина, входя во вкус работы интервьюера.

– Да с бабами же! А может, уже и с мужиками, – боцман задумался. – То-то он такой наглаженный да напомаженный ходить стал, смотреть противно.

– Вы же сами сказали, у Михаила Сергеевича работа хорошая, вот он и наглаженный, – напомнила я. – Вы хоть знаете, кем он работает?

– А кем? Слышал, что Мишка по пластику спец, и шо такого? Работяге разве надо пижонить в костюмчике с галстуком? Спец он, ага, больше верьте! Шкура он и гнида! Жадная гнида!