«Калахари»: курсы машинописи для мужчин

— Насколько я знаю, ваш покойный муж работал в Управлении тюрем, — начала она.

— Да, — ответила мма Тсоламосесе. — Он был хороший человек. Он много лет работал в Управлении и дослужился до большой должности. Благодаря этому я получаю пенсию.

— Вы жили в Габороне около старого аэродрома? — продолжала мма Рамотсве. — И сдавали комнату студентам?

— Мы всегда так делали, — сказала мма Тсоламосесе, — чтобы сократить домашние расходы. Большого дохода это не приносило.

— У вас жил студент по имени Молефело, — сказала мма Рамотсве. — Студент Технического колледжа Ботсваны. Вы его помните?

Мма Тсоламосесе улыбнулась.

— Я прекрасно его помню. Он был очень хорошим мальчиком. Всегда таким опрятным.

Мма Рамотсве колебалась. Даже теперь, спустя много лет, нелегко сообщать о гнусном предательстве. Но ей придется это сделать. Приносить плохие новости — часть ее работы.

— Когда он жил у вас, — продолжала она, внимательно следя за выражением лица мма Тсоламосесе, — вас обокрали. Кто-то открыл окно и унес радиоприемник. Так?

Мма Тсоламосесе нахмурилась.

— Да. Такие вещи я не забываю. Это был очень хороший приемник.

Мма Рамотсве набрала в легкие побольше воздуха. Пора решаться.

— Его украл Молефело, — сказала она. — Это он взял ваше радио.

Поначалу мма Тсоламосесе растерялась. Потом наклонилась и погрузила пальцы в ступку с кукурузной мукой.

— Нет, — сказала она. — Это не он. Он жил с нами, когда это случилось. Вы ошибаетесь. Приемник украл кто-то другой. Наверное, один из заключенных. Жить рядом с тюрьмой всегда опасно.

— Нет, мма, — мягко возразила мма Рамотсве. — Это был не заключенный. Это был Молефело. Ему срочно понадобились деньги для… для одного дела. Вот он и стащил ваше радио и инсценировал ограбление. Он продал его за сто пула около железнодорожного вокзала. Вот как это было.

Мма Тсоламосесе бросила на мма Рамотсве недоверчивый взгляд.

— Откуда вы знаете, мма? Как вы можете говорить об этом, если вас там не было?

Мма Рамотсве вздохнула.

— Он сам мне сказал. Молефело. Он очень мучается — и мучился все эти годы. А теперь он хочет извиниться перед вами и купить вам новый приемник. Он хочет загладить свою вину.

— Приемник мне не нужен, — сказала мма Тсоламосесе. — Мне не нравится музыка, которую сейчас играют. Трень-брень. Сейчас не услышишь хорошей музыки.

— Это важно для него, — сказала мма Рамотсве и после небольшой паузы спросила: — Вы когда-нибудь делали что-нибудь плохое, мма?

Мма Тсоламосесе посмотрела на нее.

— Все делали, — ответила она.

— Верно, — согласилась мма Рамотсве. — Все. Но вам когда-нибудь хотелось исправить зло, которое вы совершили? Хотя бы один раз?

Наступила тишина. Мма Тсоламосесе отвела взгляд в сторону, туда, где поднимались холмы. Она сидела на стуле, обняв себя за колени.

— Да, — ответила она, — хотелось. Я это помню.

Мма Рамотсве не теряла времени.

— И так же чувствует себя Молефело. Почему бы не позволить ему принести извинения?

Мма Тсоламосесе ответила не сразу.

— Я согласна, — сказала она. — Это было давно. Хорошо, что он об этом вспомнил. Я не хочу, чтобы он мучился.

— Вы правы, мма, — сказала мма Рамотсве. — Вы поступили правильно.

Они еще немного посидели на солнце. Рядом лежали бобы, которые нужно было вылущить, и мма Рамотсве занялась бобами, пока мма Тсоламосесе толкла кукурузу — одна рука с шишковатыми суставами на пестике, другая на ободке деревянной ступки. Они выпили по кружке очень сладкого чая и почувствовали себя совершенно свободно в компании друг друга. Мма Тсоламосесе ничего не имела против извинений Молефело и согласилась с ним встретиться.

— Он был тогда юнцом, — сказала мма Тсоламосесе. — Его поступок не имеет никакого отношения к мужчине, которым он стал.

— Вы правы, — согласилась мма Рамотсве. — Он стал другим.

В дверях появилась босая девочка-подросток в поношенном зеленом платье и вежливо кивнула мма Рамотсве.

— Это дочка моего сына, — сказала мма Тсоламосесе. — Она мне очень помогает с малышкой. Принеси ее сюда, Кокетсо, пусть она посмотрит на мма.

Девочка зашла в дом и вернулась с двухлетней малышкой на руках. Она поставила ее на ножки и держала за руку, пока та делала неуверенные шаги.

— Это ребенок моей покойной дочери, — сказала мма Тсоламосесе. — Я говорила, что приглядываю за ней.

Мма Рамотсве, наклонившись, взяла девочку за ручку.

— Какая хорошенькая девочка, мма, — сказала она. — Она будет красавицей, когда вырастет.

Мма Тсоламосесе посмотрела на нее и отвернулась. Мма Рамотсве подумала, что, она, возможно, чем-то обидела ее, но не понимала чем. Правила вежливости требовали хвалить красоту внучки перед бабушкой. Не сделай она этого, ее могли бы обвинить в черствости.

— Унеси ее, Кокетсо, — сказала мма Тсоламосесе. — Наверное, она проголодалась. Каша стоит у печки. Можешь ей дать.

Старшая девочка взяла малышку на руки и занесла в дом. Мма Рамотсве продолжала лущить бобы, исподтишка поглядывая на мма Тсоламосесе, которая толкла кукурузу.

— Простите, что я огорчила вас, — сказала мма Рамотсве. — Я этого не хотела.

Мма Тсоламосесе отложила пестик. Когда она заговорила, ее голос звучал устало: