Дальше находиться в их доме было бессмысленным. Он закончил то, что хотел, хоть немного отблагодарил людей за доброту и поспешил покинуть их. Стоило так же поступить много лет и с дядей. Знал же, что за ним придут. И теперь знает. Всё повторится снова и будет повторяться, потому что это проклятый порядок проклятых вещей.
Последние недели он старался ходить всё больше и на более дальние расстояния, просто потому что это было тяжёло физически и занимало его голову. Он столько раз выживал в передрягах, что уже и перестал понимать, что такое "выжить" и зачем вообще жить дальше. Оставаться наедине со своими мыслями было невыносимо, и он лелеял надежду, что в какой-то мере сможет от них просто уйти.
Путь давался ему тяжёло. Он уже и забыл, что такое, когда ничего не болит, но в дороге старые раны заныли с удвоенной силой. Он чувствовал в своём теле каждый шрам от прикосновения чёрного камня, каждую рану оставленную Наирами и бледными колдунами, и то, что осталось от Серой Тени внутри его тела, словно в могиле.
Когда ему становилось совсем паршиво, он садился где-нибудь в теньке, пил воду маленькими глотками и смотрел на горизонт. Он уже и не понимал красив ли вид, который он видит, но одно он знал точно — пока он смотрит вдаль, мысли и духи прошлого внутри него слабеют.
Интересно, горы стоят тут тысячи лет, видели ли они более жалкого неудачника, чем Кальдур?
Пропали тропки угурмов, их могильники и костровища, и ещё через несколько дней он перестал видеть животных, даже птиц на горизонте. Он чувствовал неясную тревогу, но без своего доспеха уже не мог определить в чём дело, в колдовстве или в его страхах.
Он закончил спуск в каменистой низине, и наконец понял почему тут так тихо. Склон горы терялся в белёсом тумане.
Он простирался во все стороны, странной стеной уходил в небо. Был плотным словно молоко, неприятным и холодным настолько, что от него веяло смертью. Только вот Кальдур видел столько смерти, что даже не остановился на секунду поразмыслить о разумности дальнейшего путешествия. Тело его кричало от ужаса, но он не слушал, просто пошел сквозь дымку.
Не остановился он и когда нашёл первые кости, и вторые, и всё последующие, коих скоро стало столько, что в какой-то момент Кальдуру показалось, что он пересекает целую реку из костей. Ему бы развернуться, да только куда? Для него больше ничего нет. Ни Врат, ни Пекла, ни Вечных Вод, ни даже ужаса быть неприкаянной душой, нагрешившей перед светозарной богиней. Он лишь корм. Корм для чудовища куда более страшного, чем он сам.
Мда.
Сколько отчаявшихся путников и смелых первооткрывателей сгинули в этом тумане, пытаясь сбежать от такой судьбы?
Плевать сколько.
Туман вдруг дрогнул и сформировал фигуру, к которой он всё ещё не мог привыкнуть. Суровый посмертный лик Анижи, порванное платье и выточенные словно из стали и покрытый кровью будто меч, преградил ему дорогу. Он отпустил глаза и прошёл мимо.
Татуировка, которую ему нанесли, не особо-то и помогла от призраков, которых он захватил с собой.
***
В тумане он провёл неделю.
Ни жажда, ни голод не душили его так, как душила необходимость уйти подальше от проклятого королевства. Дважды он находил холодный ручей и старался идти вдоль него вниз, пока тот не скрывался в расщелине или почве. Горы вели его так, как его учили дети гор, единственные, кто всё понял и знал давным давно.
Почему он не послушал их тогда?
Третий ручей вывел его из тумана. Свет ночных звёзд ослепил его, он спустился вниз ещё немного и увидел вдалеке лесок. Из последних сил он добрёл туда и лёг на траву.
Проснулся от того, что что-то трепало его за рукав. Прежний Кальдур бы вздрогнул и испугался, но нынешний замер и спокойно ждал пока глаза привыкнут к свету. В метре от него здоровенный и рогатый козёл, с серо-чёрной и лоснящейся шерстью спокойно драл траву и не обращал особого внимания на незваного гостя у своей кормушки.
Кальдур осторожно сел, козёл мотнул в его сторону головой, но особой злобы не проявлял, рвал себе травку спокойненько и не собирался враждовать.
Кальдур кивнул ему и снова откинулся назад. Лежать на травке были приятно, лёгкий ветер и тепло солнца почти заставили его улыбнуться. Только привычная боль в теле и металлический привкус во рту, делавший все приемы пищи одинаковыми, немного портили картину.
Он огляделся.
Рельеф вокруг всё ещё был каменистым, но уже нёс в своих порах куда больше жизни, чем в горах. Клочки леса, похожие на тот, в котором ночевал Кальдур, виднелись тут и там. Интересно, сколько ему ещё пилить до конца мира? Сможет ли он увидеть, что за этим самым
Слух его выделил странный и ритмичный звук, доносящийся издалека.
Шум волн. Только непривычно громкий и настырный.
Кальдур быстро нашёл дорогу и спустился к берегу, вошёл в воду по щиколотку, дав ей забраться в сапоги и омыть его многострадальные ноги. Огляделся и застыл.
Противоположного берега не было видно. Здесь Явор была просто бесконечной... такой широкой, что не переплыть... Он никогда не видел ничего подобного.