Калечина-Малечина

Вероника Евгеньевна тем временем загадочно заулыбалась, забликовала круглыми щеками. Катя, да и все остальные готовы были поклясться, что это означает что-то опасное. Так и вышло. Учительница взяла в руки свою красную тетрадку, подкралась к доске и написала справа «Вариант 1», а потом слева «Вариант 2». Класс произвёл фейерверк вздохов. Началась контрольная по математике.

Катя так переживала по поводу Лариного ухода, что равнодушно восприняла эту новую муку. В заданиях выросли вчерашние столбики. Катя поняла, что столбики построились вокруг забором, чтобы не дать ей вырваться во что-нибудь хорошее. Она пыталась вспомнить папины объяснения, тужилась воссоздать балаканье Вероники Евгеньевны, пробовала сочинить ответ сама. Пять-плюс-пять-равно-десять-равно-десять, десять-переносим-в-следующий-ряд, десять-плюс-два-плюс-два… Она раскидала таким образом столбики сложения. Потом вычитания. Умножение принялось запихивать в ум космические цифры, но тут все столбики принялись рушиться и падать, потому что Катя увидела, как Лара принцессово поднялась и отнесла тетрадь с готовой контрольной учительнице. Та церемониально качнула головой, почти поклонилась. Отличник Носов доставил классной свою тетрадь ещё четырнадцать минут назад и теперь разбирал темы будущих уроков в учебнике. Носов делал так всю свою школьную жизнь, поэтому никто давно не обращал на это внимания.

Классные часы сообщали, что до конца урока оказалось восемь минут. Сердце затряслось, в затылке забил барабан. В столбняке Катя смотрела на останки цифр и математических знаков и пыталась понять, как всё построить заново. Это была новая катастрофа. Но постепенно Катю принялось поглаживать радостное чувство освобождения, всегда добавляющееся к чему-то плохому. Отчаяние откатилось, несколько примеров, которые она ещё не успела помучить, снова выросли в столбики и стали различимы в тетради. Сердце забилось весело, голова прекратила катать внутри шаровую молнию. Катя заулыбалась. Вероника Евгеньевна, заметив это, забеспокоилась, специально подошла, заглянула Кате за плечо и успокоилась обратно — ни одного правильного ответа в сделанном она не рассмотрела.

А Катя распрямилась, взяла ручку и прямо набело решила несколько примеров на языке других столбиков, которому её тоже учили:

Одну тысячу девятьсот восемьдесят четыре
Поделить
На шестнадцать
Равняется — я одна в квартире.

Двести тридцать шесть

Умножить
На семьдесят три
Равняется — на часы не смотри.

Двадцать тысяч ноль ноль ноль

Плюс
Четыре тысячи двести девять —
Всё равно вечера не боюсь.

Девятьсот

Минус
Одиннадцать
Равно —
время убежало давно.

Катя отдала тетрадь собирающей контрольную дань Веронике Евгеньевне. Классная подошла к проигрывателю, сарделечными пальцами скормила диск и шмякнула на кнопку. Заиграл вальс. На площадку перед доской вышли топтаться несколько пар девочек. В том числе Лара с Викой Ивановой. Кате было почти всё равно. Вероника Евгеньевна следила за танцующими и сытно кивала головой в такт. Катя вспомнила, что нужно позвонить маме, но это означало идти в учительскую сквозь толпу невыросших, разговаривать с выросшими и просить. Она решила на следующей перемене сходить позвонить и сходить в туалет или сходить в туалет, а потом позвонить. Вальс убаюкивал её, страшно невыспавшуюся. Катя обняла разрисованную поверхность парты и разместила на левом локте голову с колтунами и петухами. Те улеглись, сонно распределившись по хозяйкиному черепу. Катя закрыла глаза.

Она никогда не разрисовывала и не ковыряла парт. Этого ведь нельзя было делать. Впереди вальсировала доска с тучным стихотворением Пушкина, которое то выстраивалось в столбик, то ползло в строчку. Ещё в левом нижнем краюшке доски тихонько подёргивалось маленькое слово «варежки» и резало Кате её закрытые для сна глаза. Внезапно что-то мелкое больно ткнулось в плечо. Катя проснулась, приподняла голову и увидела обслюнявленный бумажный комок, валяющийся в проходе. Она нахмурилась, повертелась по сторонам и вдруг застыла, дальше полностью выпрямилась, будто и не засыпала никогда на этой перемене. Впереди, перед доской со всё ещё написанными на ней математическими столбиками, танцевали Лара и… Сомов. По бокам двигался ещё кто-то, но Катя их не различала. Все её внутренности, от головы до ступней, принялись медленно переворачиваться внутри кожи, скрипя, похрустывая и принося ужасную боль.