Калечина-Малечина

К этой шубе, как казалось невыросшей, было привязано что-то само по себе хорошее. Поход в лес на санках с папой (Катя катится с огромной горки). Поездка в гулливерский город вместе с мамой (Катя смотрит на великанские ледяные статуи). Катя зажмурилась, вылавливая свободными концами тех ниточек, к которым крепятся глаза, из головы всякие шубные воспоминания, но вдруг перестала. Она решила, что нужно немедленно прекратить вспоминать — Лару, Сомова, папу, Веронику Евгеньевну, штаны Курина, показывающую, смотрящих, Ольгу Митиевну, бабушку и даже маму. И завязывать с задумыванием, обдумыванием, передумыванием, придумыванием, игрой с пятнами, беготнёй от страха и прочей ерундой. А также с плаканьем, с расстраиванием, с переворотами тела вокруг скелета. Нету в этом никакого смысла. Надо действовать, убыстряться, спасать себя от школы на улице Савушкина.

Кикиморе шуба очень подошла: не мала, не велика. Она прикрывала наряд с украшеньицами примерно до колен, дальше, правда, торчал подол с алюминиевой расчёской, тремя пальчиковыми батарейками и крышками для закручивания солений. Всё это было обхвачено нитками, верёвками, узкими кусочками ткани и держалось так на одежде. Катя поняла, что никогда не уговорит созданьице срезать заметные украшеньица, подумала, принесла свою простынь в частых колокольчиках. Кикимора обнюхала ткань, фыркнула, но потягала её лапами, порвала зубами и когтями, примотала себе на пояс и получила верхнюю юбку до щиколоток. Дальше Катя притащила свои старые шерстяные рейтузы, на них созданьице страшно зашипело. Но Катя настаивала, как выросшая.

— А то ты простудишься, и у тебя не будет этих… кикиморчат, когда вырастешь, — рассказала Катя.

Кикимора влезла в рейтузы таким образом, как люди попадали в плавки под полотенцами на пляже: натягивая на себя рейтузы под обернутой тканью. На платочную голову Катя напялила созданьицу свою старую зимнюю шапку с крупным, как вторая голова, пушистым бонбоном.

Шубу и шапку Катя обмотала сверху своим ангинным шарфом в клетку, который носила только дома при больном горле. Прикрыла кикиморскую морду им наполовину и — главное — её закрученный нос. На передние лапы отдала свои дырявые варежки, ржавые от батарейной сушки. Всеми этими стараниями созданьице выглядело как укутанный и сутулый совсем невыросший — детсадовец. Но с Катиными четырёхлетними сапогами ничего не получалось. Куриные кикиморские ноги не имели толком ступней и пяток, им нечем было цепляться. Катя попыталась загнуть птичью лапу по форме правого сапога, отчего созданьице взяло невыросшую за плечо и сильно надавило когтями. Катя разжала руки, Кикимора тоже. Время выплёвывало одну за другой минуты, требовалась быстрая придумка. Катя прошлась по квартире, нащупывая хоть какое-то решение. Потом притащила полушерстяной плед, принялась резать его на маленькие длинные тряпочки. Созданьице перехватило эту работу и закончило её когтями за полминуты. Катя занудно, тщательно обмотала каждую кикиморскую лапу отрезками и нафаршировала ими же внутренности сапога. Созданьице походило туда-сюда по коридору — обувь держалась.

Катя проверила время по электронному миганию, оказалось, что они так долго провозились, что до конца последнего и пятого урока осталось всего двадцать минут.

— Побежали! — это отчаянно проговорила Катя, сняла с плеч рюкзак с вязаньем, который носила на спине всё это время, проверила варежки, они — целые и совершенные — помахали из белого пакета, оделась сама в пуховик, шарф и шапку.

В лифте Катя попыталась натянуть шарф на кикиморскую морду, чтобы прикрыть её кручёный нос, но созданьице завертело мелкой головой.

— Ты чего как маленькая?! — рассердилась Катя.

Тут двери лифта расползлись в стороны. Перед ними стояла тётя Оля, крепко вцепившаяся в супермаркетные пакеты. Кикимора прикрыла нос ржавой варежкой. Катя поздоровалась. У тёти Оли от удивления качнулась на голове тяжёлая, похожая на кастрированного кота шапка.

— Ой, а кто это? — это потребовала соседка.

— Это мамина племянница приехала… Точнее, её привезла моя тётя и сразу уехала назад, — сама себе на удивление спокойно ответила Катя.

— С Юга, что ли? — с подозрением спросила тётя Оля, глядя на длинную колокольчатую юбку. Соседка всегда принимала Катину маму за цыганку. Невыросшая кивнула в ответ.

Двери лифта с Катей и Кикиморой с лязгом сомкнулись. Пользуясь таким случаем, Катя потянулась к морде созданьица. Но тётя Оля снаружи быстро подняла руку с пакетом и нажала на прожжённую кнопку. Двери распахнулись.

— А чего нос прикрыла? — это продолжала соседка, отступая всё же и пропуская их.

— Так там пахнет! — это нашлась Катя, выводя Кикимору из лифта за незанятую лапу.

Тётя Оля чуть отступила, пропуская их.

— Снова нагадили? — скривилась тётя Оля, заглядывая во внутренность лифта. Его двери опять закрылись.

— Стой! — крикнула соседка Кате и созданьицу в спины. Они застыли под перекошенными почтовыми ящиками. Сзади пакетно зашуршало.

Катя повернулась и увидела перед собой две конфеты-батончика, которые очень не любила.