Калейдоскоп

Анри выразился слишком резко, но это была правда, во всяком случае, до недавних пор. Однако визит в Париж Джона Чепмена положил начало значительным переменам в сознании Александры.

— Я думаю, что не стоит ради этого так волноваться, Анри. Я собираюсь принять приглашение матери.

— А если я запрещу тебе лететь туда?

Его лицо побагровело от ярости.

— Я все равно должна буду полететь. Мама просила ее сопровождать.

— Твоя мама не инвалид. Я сам ей позвоню и скажу, что ты остаешься здесь.

На этот раз Александра не собиралась сдаваться. Она говорила спокойно, но твердо:

— Я не хотела бы спорить с тобой, но должна лететь в Нью-Йорк с моей мамой.

— Почему? Объясни мне. Приведи хоть одну вескую причину.

— Слишком сложно это объяснить. Это семейные дела.

— Александра, ты лжешь!

Он был прав, но у Александры не было выбора; Правда была слишком страшной, чтобы Анри мог ее знать.

— Пожалуйста, не говори так. Я улечу ненадолго. Всего на несколько дней.

— Но почему, черт подери? Почему? Он стукнул кулаком по стеклянному столу так, что Александра вздрогнула.

— Анри, пожалуйста, ты ведешь себя неразумно… Александра опасалась, что муж, которому она привыкла подчиняться, вынудит ее все рассказать.

— Моя мама собирается навестить своих родственников и хочет взять меня с собой. В этом же нет ничего предосудительного.

— В этом предосудительно то, что ты поступаешь против моей воли.

— Но в соответствии со своей.

— Ты не можешь самостоятельно принимать такого рода решения. Ты замужняя женщина.

— Однако я не рабыня. Ты не можешь все за меня решать, ей-богу. Сейчас двадцатый век, а не средневековье.

— Но и ты не феминистка, между прочим, чтобы делать все, что тебе вздумается. А если желаешь таковой быть, моя крыша не послужит тебе кровом. Пожалуйста, имей это в виду, прежде чем начнешь собираться в дорогу.

— Это смешно. Ты ведешь себя так, словно я совершила преступление.

— Совсем нет. Но я решаю, что тебе делать и когда. Так было на протяжении четырнадцати лет, и я не вижу причин это менять.

— А если я их вижу? — спросила она зловеще. Впервые в жизни его обращение до глубины души оскорбило Александру. Она знала, что Анри добрый и порядочный человек. Но он так переделывал на свой лад ее жизнь, что Александру она перестала радовать.

— Попытки добиться подобной независимости будут для тебя чреваты большими неприятностями, предупреждаю.

— А я тебе говорю так вежливо, как только могу, что тридцать первого августа лечу с моей мамой в Нью-Йорк.

— Мы это еще посмотрим. Даже если ты решишься лететь, моих дочерей ты с собой не возьмешь! Тебе ясно?

Разговор превратился в пробу сил, и Александра вдруг возненавидела супруга за это. Для полноты картины ему не хватало только кнута.

— Значит, они здесь тоже узницы?

— Ты себя считаешь таковой?

— В последнее время да. С тех пор как ты отправил меня сюда в качестве наказания за грех, которого я не совершила. Ты все лето обращаешься со мной как с преступницей'.

— Наверное, тебя мучает чувство вины, раз ты так это воспринимаешь, дорогая моя.

— За мной нет никакой вины. И я не собираюсь чувствовать себя виноватой из-за поездки с матерью на ее родину, как не собираюсь расшаркиваться и упрашивать тебя — мне это не нужно. Я взрослая женщина и могу действовать по собственному разумению.

— А-а, молодая баронесса расправляет крылышки! Не хочешь ли ты сказать, что не нуждаешься в моем иждивении, поскольку сама имеешь достаточные доходы?

— Я бы такого никогда не сказала, Анри. Александру потрясло его злорадство. Анри же был взбешен неуступчивостью супруги.

— Вот и хорошо, моя дорогая. В любом случае я решил. Ты никуда не полетишь.

Она посмотрела на него с отчаянием и покачала головой. Анри не понимал, что выбрал ошибочную тактику. Ничто не могло остановить Александру. Даже муж.

Глава 26

Штат Кентукки показался Джону Чепмену другой планетой. Сначала он летел с двумя пересадками, потом на встретившем его джипе три часа трясся по ухабистым горным дорогам, пока наконец не очутился в мотеле; там ему предоставили отдельный номер, но с туалетом на улице.

Вечером Джон сидел у себя, вслушивался в уханье сов, другие звуки, которых никогда прежде не слышал, и задавался вопросом, как выглядит Меган. Ему предстояло встретиться с ней на следующий день.

Спал он чутко, рано проснулся и отправился в единственный в городке ресторан, где взял на завтрак яичницу, овсянку и чашку очень скверного кофе.

Джип приехал за ним после ленча. Шестнадцатилетний беззубый водитель отвез Джона в больницу, расположенную высоко в горах, в окружении вековых сосен. Им попадались по пути лачуги местных жителей, вблизи которых носились толпы детей, босых и в лохмотьях, и своры шелудивых дворняжек, рыскающих в надежде найти какие-нибудь объедки.