Калейдоскоп

Наверное, здесь была библиотека. В узкое окно, больше похожее на бойницу, залетал ветер. Он трепал обрывки полуистлевших тряпок. Многие стеллажи развалились от старости, некоторые ещё сохранились, и на них стояли книги. Ещё больше книг валялось на полу. Я поднял одну из них — старинную и тяжёлую. Открыть не смог, страницы слиплись. Взял другую, дёрнул. Переплет лопнул, посыпались листы. Я наклонился подобрать их и увидел ту самую книгу. Она прилетела в библиотеку, словно торопилась домой и теперь пряталась в углу под обломками досок. Я поднял её, аккуратно потянул вверх обложку…

За спиной с грохотом захлопнулась дверь. Я вздрогнул и оглянулся. Пробормотал:

— Сквозняк…

Когда повернулся обратно, то чуть книгу не выронил.

Новые тёмно-коричневые стеллажи блестели полировкой. На них ровно и красиво стояли книги. В окно, украшенное витражом, светило солнце, разбрасывая по ковровым дорожкам разноцветные пятна. Большое и уютное кресло приглашало забраться в него с ногами. В коридоре послышались шаги, заговорили люди. Я представил, как сейчас появится хозяин замка и спросит: «Мальчик, а ты кто такой? Как сюда попал?» Ещё за вора примут! Нужно срочно убираться отсюда!

Шаги в коридоре стихли. Я осторожно приоткрыл дверь… и увидел тот же захламленный коридор. Опять пришло ощущение пустоты и безлюдности. Я обернулся, уверенный, что библиотека снова превратилась в развалины. Но библиотека осталась. Это вдруг показалось правильным. Перестав думать о странностях замка, я сел в кресло и уткнулся в книгу.

Я долго просидел там. Буквы казались знакомыми, но прочесть их не получались. Иногда они всё-таки составляли слово, но, как только я отводил взгляд, снова разбегались, превращаясь в непонятные значки. Я зажмурился, потер глаза. И услышал шаги на лестнице. Медленные, уверенные, тяжелые. Так ходит человек, которому некуда спешить. И, хотя я ничего плохого не сделал, почему-то стало жутко. Сердце забилось — как будто в боксёрскую грушу кто-то лупит без передышки — бух-бух-бух! Я дернулся — нужно убежать или спрятаться! И остался сидеть. Потому что бежать нельзя, это я понимал совершенно чётко. Если убегу, не увижу чего-то важного. Может быть, самого важного в жизни.

Дверь медленно открылась. Я замер. В темном проёме стоял высокий мужчина. Я не успел его разглядеть. Зато увидел, что он держит взведённый арбалет.

Человек медленно поднял руку. Острая маленькая стрелка смотрела мне в лицо. Я съежился, хотел закричать, но смог только прошептать:

— Пожалуйста, не надо…

Непонятно откуда выпрыгнул большой серый зверь. Собака или волк, не разобрать. Он бросился на человека с оружием. Арбалет тренькнул, и тут же у меня в груди разорвалась такая боль, что я закричал. Между рёбрами торчало оперение стрелы. Я понял, что умираю. По краю сознания проскочила мысль — этого не может быть, это сон! Но тут же я с тоской понял, что таких отчётливых снов не бывает. Я заплакал, захлебываясь кровью и воздухом, который стал густым и забивал рот. А грудь раздирала мучительная, нестерпимая боль…

— Максим!

Сон исчез, оставив боль в груди и предчувствие беды. Я понял, что лежу дома в своей кровати. Сдержал всхлип и открыл глаза.

Алька держала меня за плечо. Наверное, тряхнула, чтобы разбудить. И лицо у неё испуганное. Такое же, как в тот день, когда я первый раз грохнулся в обморок.

— Ты кричал…

— Страшный сон приснился, — неохотно ответил я.

— Расскажи.

— Да ну…

Она не ушла, присела на край кровати.

Я потер рёбра — боль уходила.

Стряхнув слёзы, я повернулся, и через Алькино плечо глянул на часы. Просто по привычке. Часы показывали без пятнадцати десять. Я машинально спросил:

— Ты почему не в школе?

— Кеды забыла. Домой зашла, а из твоей комнаты такие звуки…

— Маме не говори.

Алька кивнула… и опять не ушла. Молча и непонятно смотрела — вроде с сочувствием, но и с интересом тоже.

Я сделал строгое лицо. Всё-таки я на год старше, должен следить за сестрой.

— Опоздаешь на урок.

— Ну и ладно. Может, вообще не пойду.

— Влетит.

— Не-а. Михалыч в жизни не поверит, что я просто так физру прогуляла.

Это точно. На физкультуре Алька первая. Такое на турнике выделывает — пацаны завидуют. Юрий Михайлович — наш физрук — её разве что на руках не носит. А на меня смотрит с презрением. Как будто я виноват, что освобождён от физкультуры!

Я потянулся и зевнул.

— Ну, поставь чайник, раз в школу не идешь.

— Иду. Только к третьему уроку.

— Значит, полчаса у тебя есть. Можешь даже сделать мне бутерброд.

Я думал, Алька вскочит и фыркнет: «Обойдёшься!». Или просто уйдет в свою комнату. Но в любом случае перестанет меня жалеть и смотреть, как на покойника.

Она неожиданно согласилась:

— Ладно, сделаю. А ты сон расскажешь.

Я кивнул. Дело не в том, что приятно сестру эксплуатировать. Просто самому очень хотелось рассказать то, что приснилось.

Алька ушла на кухню, а я осторожно вылез из-под одеяла и потянулся за одеждой. Рёбра уже не болели, но делать резкие движения всё ещё страшно. И не отступало ожидание неприятностей. Теперь, когда Алька ушла, оно стало сильнее.