Калейдоскоп. Научно-фантастические повести и рассказы

Но что самое важное — он может добиться, чтобы его опубликовали в каком-нибудь журнале. А это именно то, что мне нужно.

Почему это мне нужно, станет вам ясно из дальнейшего.

Я не первый, кому довелось увидеть Гусыню. Эта честь выпала на долю техасского фермера — хлопковода по имени Айен Ангус Мак-Грегор, которому Гусыня принадлежала до того, как стала казенной собственностью. (Имена, названия мест и даты, которые я привожу, сознательно мной вымышлены. Напасть по ним на какой-нибудь след никому не удастся. Можете и не пытаться.)

Мак-Грегор разводил гусей, видимо, потому, что они поедали сорняки, не трогая побегов хлопка. Гуси заменяли ему машины для прополки, а к тому же давали ему яйца, пух и, время от времени, жареную гусятину.

Летом 1955 года этот фермер прислал в Департамент сельского хозяйства с дюжину писем, в которых требовал информации о насиживании гусиных яиц. Департамент выслал ему все брошюры, которые оказались под рукой и имели хоть какое-то отношение к этому предмету. Но его письма становились все более и более настойчивыми, и в них все чаще упоминался его «друг», конгрессмен из тех мест.

Я оказался втянутым в эту историю только потому, что работал в Департаменте, Я получил приличное агрохимическое образование и к тому же немного разбираюсь в физиологии позвоночных. (Это вам не поможет. Если вы думаете, что сумеете из этого извлечь сведения о том, кто я такой, то вы ошибаетесь.)

В июле 1955 года я собирался поехать на одно совещание в Сан-Антонио и мой шеф попросил меня заехать на ферму Мак-Грегора и посмотреть, что можно для него сделать. Ведь мы — слуги общества, а кроме того, мы в конце концов получили письмо от того конгрессмена, о котором писал Мак-Грегор.

17 июля 1955 года я встретился с Гусыней.

Сначала, конечно, я встретился с Мак-Грегором. Это был высокий человек, лет за пятьдесят, с морщинистым недоверчивым лицом., Я повторил всю информацию, которую мы ему сообщили раньше, рассказал про инкубаторы, про важность микроэлементов в питании, добавил кое-какие последние новости о витамине Е, о кобаламинах и о пользе антибиотиков.

Он покачал головой. Все это он пробовал, и все равно из яиц ничего не выводилось. Он привлек к сотрудничеству в этом деле всех гусаков, каких только мог заполучить, но и это не помогло.

Что мне было делать? Я государственный служащий, а не архангел Гавриил. Все, что мог, я ему рассказал, и если яйца все равно не насиживаются, значит, они для этого не годятся. Вот и все. Я вежливо спросил, могу ли я посмотреть его гусей, просто чтобы потом никто не сказал, будто я не сделал все, что мог. Он ответил:

— Не гусей, мистер. Это одна гусыня.

Я сказал:

— А можно посмотреть эту одну гусыню?

— Пожалуй, что нет.

— Ну, тогда я больше ничем не смогу вам помочь. Если это всего одна гусыня, то с ней просто что-то неладно. Зачем беспокоиться из-за одной гусыни? Съешьте ее.

Я встал и протянул руку за шляпой. Он сказал: «Подождите», — и я остановился. Губы его сжались, глаза сощурились — он молча боролся с собой. Потом он спросил:

— Если я вам кое-что покажу, вы никому не расскажете?

Он не был похож на человека, способного поверить чьему-либо клятвенному обещанию хранить тайну, но он как будто уже так отчаялся, что другого выхода не видел. Я начал:

— Если это что-нибудь противозаконное…

— Ничего подобного, — огрызнулся он.

И тогда я пошел за ним в загон около дома, который был обнесен колючей проволокой, заперт на замок и содержал одну гусыню. Ту Самую Гусыню.

— Вот Гусыня, — сказал он. — Это было произнесено так, что прописная буква слышалась вполне явственно.

Я уставился на нее. Это была гусыня как гусыня, ей-богу — толстая, самодовольная и раздражительная. Я произнес «гм» в наилучшей профессиональной манере.

Мак-Грегор сказал:

— А вот одно из ее яиц. Оно было в инкубаторе. Ничего не получается.

Он достал яйцо из обширного кармана комбинезона. Держал он его с каким-то странным напряжением.

Я нахмурился. С яйцом было что-то не ладно. Оно было меньше и круглее обычных.

Мак-Грегор сказал:

— Возьмите.

Я протянул руку и взял его. Вернее, попытался взять. Я приложил в точности такое усилие, какого должно было заслуживать подобное яйцо, но оно попросту выскользнуло у меня из пальцев. Пришлось взять его покрепче.

Теперь я понял, почему Мак-Грегор так странно держал яйцо. Оно весило граммов восемьсот. (Говоря точнее, когда мы потом его взвесили, масса его оказалась равной 852,6 грамма).

Я уставился на яйцо, которое лежало у меня на руке и давило на нее, а Мак-Грегор кисло усмехнулся:

— Бросьте его, — сказал он.

Я только взглянул на него, а он взял яйцо у меня из руки и уронил его сам.

Яйцо тяжело шлепнулось на землю. Оно не разбилось. Не разбрызгалось каплями белка и желтка. Оно просто лежало на том месте, куда упало.

Я снова поднял его. Белая скорлупа раскололась в том месте, где яйцо ударилось о землю. Осколки отлетели, и изнутри светилось что-то тускло-желтое.

У меня задрожали руки. Непослушными пальцами я все же облупил еще немного скорлупы и уставился на это желтое.