Как-то во время любовной лихорадки, у него воспалились глаза. Назначено было лечение препаратом, который надо было капать каждые четыре часа. И Умка был нами посажен на «казарменное» положение. То есть, из дому – никуда. На ночь кот относился в подвал на мышиное сафари. А на день – опять в дом. Целую неделю бедное животное металось от окна к окну, не имея возможности сбегать к любимым кошкам. И вот получены последние три инъекции, закапаны глаза и – путь открыт. Я открыла окно, и наш Кнедлик выпорхнул из него, как голубь, и мгновенно скрылся из виду. У меня в голове промелькнула жуткая мысль, что я вижу Умку в последний раз. Я охнула, быстро меняя направление своей мысли, ужасаясь тому, что мне подумалось.
Больше мы Умку не видели. Ходили по близлежащим улицам, заглядывали в каждый двор, звали его, облазили все окрестные овраги, но… Умка исчез. Несмотря на морозные ночи, не закрывали мы окно, все надеясь, что наш любимец появится.
Спустя неделю после его исчезновения, ночью мы проснулись от грохота. Вдруг, ни с того, ни с сего, сорвался, висевший на стене календарь. А спустя еще пару ночей, я слышала Умкин голос, хотя его самого в комнате, конечно, не было (я могу различать голоса наших котов). Его нет до сих пор. Но мы ждем… Ждем… Ждем… И будем ждать. И на что-то надеяться. А вдруг произойдет чудо, и наш Кнедлик опять будет с нами.
Красивый смех
Своему сыну мы в выходные всегда устраивали, так называемые, культпоходы с самого раннего возраста. В субботу у семьи был, так сказать, банно – прачечный день. Все купались, была большая стирка, уборка. А уж в воскресенье с чистой совестью шли гулять. В одно воскресенье вели ребенка в цирк, где перед представлением можно было его покатать на пони. В следующее – вели в зоопарк на целых полдня. В третье – в кукольный театр. Тбилиси город большой, – есть, что показать ребенку, да и самим посмотреть. Только в совсем уж плохую погоду оставались дома.
В очередное воскресенье решили далеко не ехать. Рядом с домой был парк с детскими аттракционами. Вот туда и направились, предварительно вкусно, по – воскресному, позавтракав. День был прекрасный. Ярко светило солнышко. Стояла теплая погода. Была середина осени. Осенние краски радовали глаз. Шли не торопясь. Одну руку сынок дал мужу, другую держала я. Так и шли, с удовольствием общаясь друг с другом.
Вот и парк. Погуляв по аллеям, вышли к аттракционам. Тут сын разошелся не на шутку. То бежал покататься на качелях, то залезал в огромного размера раскрашенную разноцветными красками, огромную бочку. Перебирая ногами, крутил ее, крутясь вместе с ней и сам. То лазил по шведским стенкам. Щеки у него разрумянились, глаза блестели. Он набегался, и мы подошли к неказистому на вид павильончику. Над входной дверью, покрашенной в зеленый цвет, поблекший от солнца, висела табличка. На ней крупными буквами было написано «Комната смеха». У двери на табуретке дремала, уронив голову на грудь, пожилая грузинка. Посетителей, очевидно, давно не было. Ни одного звука не доносилось из зеленого сооружения. Сын потянул нас к павильону. Женщина встрепенулась и с радостью оторвала нам три билета.
Зайдя в помещение, мы увидели пустую комнату с высокими зеркалами, расположенными по кругу вдоль стен. Зеркала были необычными. Одно вогнутое, другое, напротив, выпуклое. Разные, короче. Стали мы двигаться по кругу, переходя от одного зеркала к другому. Небольшое помещение тут же наполнилось громким смехом. Басом гудел муж, тонко хихикала я, разглядывая свои необычного размера изображения.
Но, больше всех веселился сын. От его звонкого смеха закладывало уши. Он, то пучил глаза, то растягивал рот в жуткой улыбке, то надувал щеки. И смеялся так заразительно, что и мы не могли не вторить ему. Когда мы дошли до середины комнаты, помещение стало заполняться людьми. Взрослый смех переплетался с детским. Смеялись женщины, визжали дети. Постояв у последнего зеркала, мы, все еще смеясь, вышли на улицу. Намеревались уже идти домой. Нас окликнула повеселевшая билетерша, обращаясь к мужу:. «Слюшай, дар-р-агой, иды ещо раз. Бэз дэнег. У твой малчик красывый смэх. Вон сколко людэй пришло!». Павильон гудел. Мы посмотрели на сына. Тот улыбался: «Пошли, мол, еще разок!». И мы пошли.
Над аллеями недавно тихого парка звенел, переливаясь, веселый смех. А по направлению к павильону потянулась вереница людей.
Курец