Начал диктовать текст, естественно, по-русски. Американские офицеры за соседними столиками стали недоуменно переглядываться. Засветился я, когда передавал по буквам название порта: «Сергей — Анна — Сергей — Елена — Борис — Ольга» (слишком много русских имен подряд). Вокруг меня началось какое-то движение. Появился вахтенный офицер в сопровождении двух морских пехотинцев. К счастью, связь не прервали, дали договорить и попросили документы. Я предъявил карточку международного пресс-клуба и поблагодарил за телефон.
— Москва, «Правда», — громко прочитал офицер. — Стало быть, приехали афишировать антиамериканские демонстрации? А вы написали о тех жителях, которые приветствовали заход «Морского дракона»? (Тут лейтенант был прав. Я действительно не упомянул о местных проститутках и хозяевах питейных заведений, вышедших на причал с плакатом «Добро пожаловать!») Ну что ж, вам, наверное, пора присоединиться к вашим единомышленникам!
Рослые морские пехотинцы взяли меня под локти и вежливо, но напористо вытолкнули из дверей американского офицерского клуба. И тут я оказался лицом к лицу с шеренгами возбужденных демонстрантов. Их кулаки тянулись прямо к моему носу, а от адресованных мне возгласов: «Янки, убирайтесь домой!» — пробирала дрожь. В меня бросали перезрелые помидоры (гнилых в Японии, как видно, не нашлось). А когда рабочих сменили студенты, из колонны полетели банки от пива и, что гораздо хуже, бутылки от пепси-колы.
К счастью, меня спас полицейский патруль. Разрешил укрыться в фургоне для арестованных. «Куда смотрит ваш профсоюз? — укоризненно говорил сержант. — Работать в горячей точке без каски — значит нарушать технику безопасности. Видите? Тут все в касках — и мы, и демонстранты, и журналисты». (Представил себя входящим в американский офицерский клуб в каске, на которой красуется логотип «Правды» с тремя ее орденами). Между тем коллега из «Известий», остававшийся дома у телевизора, без хлопот написал материал с почти таким же эффектом присутствия, как у меня. Но, как говорится, то-да не то. Ни с чем не сравнишь чувство радости, которое испытывает журналист, сумевший попасть в эпицентр событий и преодолеть препятствия «ради нескольких строчек в газете».
За семь лет работы в Японии мне приходилось каждый февраль комментировать очередную вспышку полемики, следует ли сделать государственным праздником День основания государства. Согласно легенде 11 февраля 660 года до нашей эры на престол взошел император Дзимму, провозгласивший миссией Японии «собрать восемь углов мира под одной крышей». Именно этот девиз использовали милитаристы для оправдания захватнических войн в Азии.
Поражение Японии во Второй мировой войне — первое в ее истории — породило в Стране восходящего солнца мощную волну пацифизма. Ею воспользовались в своих целях американские оккупационные власти. Японцы моего поколения помнят популярный политический анекдот 40-х годов: «Вы читали нашу послевоенную конституцию?» — «А разве она уже переведена на японский язык?»
Под диктовку Вашингтона Токио включил в основной закон страны статью девятую, которая гласит: «Япония навечно отказывается от войны как суверенного права нации и не станет впредь создавать какие-либо вооруженные силы, будь то армия, флот или авиация».
Через несколько лет американцы почувствовали, что перестарались с демилитаризацией поверженного противника. Япония стала ближним тылом в вооруженных конфликтах США в Корее и Вьетнаме, а в глобальной «холодной войне» обрела роль «непотопляемого авианосца» у берегов СССР и КНР.
Пришлось искать обходные пути для перевооружения государства, которому сами же отказали в праве вооружаться. Японцам, дескать, приходится жить как бы на вздрагивающей спине дракона. Страна вулканов, землетрясений, тайфунов и цунами не может, мол, обойтись без военизированной структуры, способной оказывать экстренную помощь населению в случае стихийных бедствий.
И вопреки конституции в Японии были созданы «силы самообороны» — небольшой по численности, но прекрасно обученный и оснащенный костяк современной армии, авиации и флота (150 тысяч военнослужащих, 480 боевых самолетов, 140 военных кораблей). Токио поклялся, что не будет тратить на них больше 1 процента валового внутреннего продукта. Но при ВВП в 4 триллиона долларов даже эта доля равна 40 миллиардам.
Так родился существующий доныне парадокс: юридически вооруженных сил у Японии нет, фактически же это «внебрачное дитя конституции» давно вышло из младенческого возраста. Расходуемый на него военный бюджет занимает четвертое место в мире. При военных закупках часто играют словами: истребитель-бомбардировщик именуют «перехватчиком», а ракетный эсминец — «кораблем береговой охраны».