Местный губернатор, напуганный больше всех нас, делал все возможное, чтобы замять политический скандал. Я до сих пор храню старинную вазу, которую он преподнес мне в знак извинения. А вечером всех нас пригласили в загородный клуб с японскими красавицами высшего класса. Они пели, играли на древних музыкальных инструментах, приглашали нас танцевать с ними современные танцы.
При этом они все время пересаживались с места на место, чтобы каждый из гостей мог напрямую пообщаться с каждой из них. (Жаль только, отличный английский язык вышколенных куртизанок был столь же неведом главному гостю, как и японский). К концу вечера губернатор попросил меня выяснить, какая из девушек больше всего понравилась вице-премьеру. Вопрос насторожил того, но в конце концов он в шутливой форме на него ответил. Тогда хозяин возложил на меня более трудную задачу: подготовить гостя, что названная им японка, возможно, захочет продлить столь интересный для нее разговор в его гостиничном номере.
Тут московский начальник — человек весьма общительный и вполне светский — разом нахохлился, как представитель сталинской эпохи. Я постарался успокоить его, заверив, что экзотика местного гостеприимства ничего не навязывает насильно. Потом отправился диктовать материал в газету, а все остальные еще поехали кататься по ночному городу.
Утром на всякий случай пошел проведать московского гостя. Дверь его номера была не заперта. Открыв ее, я увидел вчерашнюю красавицу в кимоно. Она сидела на ковре в позе, предписанной для чайной церемонии. Девушка рассказала, что при ее появлении гость сразу ушел в другую комнату своего люкса, заперся там и с тех пор никак себя не проявлял. Поэтому она по регламенту в семь отправится домой. «Деньги на такси» — так в Японии именуют женские гонорары — она уже получила, и я, мол, могу не беспокоиться.
«Лучше бы губернатор подарил ему вазу», — усмехнулся я.
Остается добавить: хотя гость поступил, как положено советскому командированному, перестраховался он, пожалуй, напрасно. Скандальных историй вроде той, что произошла в Москве с «человеком, похожим на генерального прокурора», в Японии не бывало ни с местными, ни с иностранными политиками или предпринимателями.
Я уже упоминал, что с японскими спецслужбами у меня сложились корректные, уважительные отношения. Однажды в Хиросиме я даже уговорил приставленный ко мне «хвост» свозить меня за город, чтобы посмотреть знаменитый храм Миядзима. Чем, мол, мне нанимать на полдня такси, лучше сесть к вам в машину и послушать ваши рассказы о местных достопримечательностях.
Контрразведчики сначала отказывались, но потом согласились. Мы прекрасно провели воскресный день, осмотрели все интересное, выпили пива на берегу бухты, где красуются знаменитые «Красные врата». Новые знакомые поинтересовались, как я намерен провести вечер, стали давать советы насчет местных баров и кабаре.
— Какое же мне удовольствие за кем-то ухаживать, когда вы из-за угла за мной следите, — пожаловался я на свою судьбу.
Тут мне прочли целую лекцию о профессиональной этике. Дескать, использовать личную жизнь человека как материал для политического компромата подло и низко. Даже в разгар «холодной войны» японские спецслужбы не имели обыкновения шантажировать советских людей компрометирующими снимками.
Так ли это на самом деле — судить не берусь. А вот личный мой опыт подтверждает вышесказанное.
В середине 60-х годов в Японии произошло сильное землетрясение. От него особенно пострадал портовый город Ниигата на западном побережье, обращенном к России. Узнав о трагедии из теленовостей, я тут же сел за руль и через несколько часов, первым и единственным из аккредитованных в Токио иностранных журналистов, добрался до места катастрофы.
Вместе с тогдашним мэром Ниигаты господином Ватанабе мы объехали город. Меня поразило, что устояли наиболее ветхие на вид дома традиционной японской постройки. Гибкие крепления их деревянных каркасов выдержали подземные толчки.
А вот послевоенные пятиэтажки, которыми гордился муниципалитет, завалились на бок вместе с вывернутыми из песчаного грунта фундаментами. Можно было видеть, как жильцы ходили по горизонтально лежавшим фасадам и словно из колодцев доставали из окон свой скарб.
Что же касается небоскребов из монолитного железобетона, то многие из них накренились, как знаменитая Пизанская башня. А при крене более семи градусов человек, находящийся в здании, испытывает головокружение и тошноту.
Я остановился в таком же покосившемся отеле. Из предосторожности попросил комнату не выше третьего этажа. Только собрался принять ванну, раздался стук. Открыл дверь — никого. И тут заметил: вода в наполненной ванне ходит туда-сюда. Оказалось, что от подземных толчков стала стукаться о стену висевшая на ней картина. Проворно схватил подушку, водрузил ее на голову и голый встал под дверной косяк. К счастью, скоро все утихло.