Главная архитектурная достопримечательность Исфахана — Шахская мечеть. Ее бирюзовый купол с золотистым узором тоже окантован темно-синей полосой с белыми письменами из Корана. Со строительством Шахской мечети связана притча о нетерпеливом заказчике и упрямом зодчем. Шах Аббас действительно торопил своего архитектора с завершением работ. (И не случайно, ибо мечеть была освящена буквально за год до его смерти.) Доказать могущественному правителю, что новое здание должно устояться по крайней мере пять лет, прежде чем его можно отделывать изразцовыми мозаиками, судя по всему, было нелегко. И зодчий попросту сбежал из страны, объявившись в Исфахане лишь пять лет спустя, когда его можно было либо казнить, либо дать завершить работу.
Рядом с Шахской мечетью тянутся ковровые мастерские. Овечья шерсть, шелк для основы и, наконец, орнаменты, перенесенные с изразцовой мозаики, — вот составные элементы прославленных персидских ковров. На каждый квадратный сантиметр хорошего ковра приходится 165 узлов. Невероятно трудоемкое искусство!
Кроме Исфахана, иранцы боготворят Шираз — город роз и поэтов. Признаюсь, попав туда, я был прежде всего поражен скудной растительностью прославленных мест. Вокруг совершенно голые, безжизненные горы. Единственное яркое пятно — гладь соленого озера с белыми, будто заснеженными, берегами. Иранцы считают, что в Ширазе мягкий климат — не слишком знойное лето, не слишком холодная зима, всегда ясное небо и звездные ночи, настраивающие на поэтический лад.
Облаков над Ширазом действительно нет. Но чахлые розарии в знаменитом «Райском саду» меня, честно говоря, разочаровали. Если там и было чем любоваться, так это стройными пирамидальными кипарисами. Видимо, прав был мой спутник: чтобы оценить Шираз глазами иранца, нужно увидеть столицу поэтов после двухнедельного путешествия по мертвой пустыне. Ширазские сады для иранцев — это некие микромиры, оазисы с журчащей водой, вьющимся виноградом и пением соловьев.
Могила Саади, персидского поэта XIII века, находится в мавзолее, напоминающем аналогичные постройки Самарканда. Над гробницей возвышается голубой купол. На нем начертано изречение поэта: «Не считай себя великим. Пусть великим назовут тебя люди». Я посетил могилу Саади в пятницу, в самые знойные послеполуденные часы, когда температура приближалась к 40 градусам. Но возле мавзолея толпился народ. Причем иностранных туристов среди них было мало. Современно одетая иранская молодежь нараспев читала высеченные на стенах строфы. Детвора тянулась ручонками к полированному алебастровому надгробию. Были здесь и пожилые крестьянки в черных шалях, как видно, приехавшие издалека. Много ли на свете стран, где поэзия XIII века остается частью духовной жизни наших современников?
Потом я побывал на могиле другого ширазского поэта — Хафиза, который жил и творил на столетие позднее, в XIV веке. У него еще более скромный мавзолей, похожий на беседку. На плите гладкого алебастра высечены слова Хафиза: «Не приходите ко мне без вина и музыки». Современные иранцы часто устраивают там пикники.
Но на могилу Хафиза приходят и за напутствием. Там всегда сидит бородатый старец с томиком стихов поэта. Нужно положить книгу на надгробную плиту и раскрыть ее наугад. Все это я проделал. И вот что прочел мне ширазский прорицатель: «Воспевать красоту звездного неба вправе лишь поэт, хорошо изучивший законы астрономии».
Откровенно говоря, до меня не сразу дошел глубокий смысл напутствия. Выходит, одного таланта, способности к образному мышлению недостаточно. Чтобы писать о чем-либо, надо знать о данном предмете на порядок больше, чем потенциальные читатели.
Когда я осознал это, именно моя компетентность стала тем коконом, который защищал меня от цензуры в советские времена. Как газетные, так и телевизионные начальники чувствовали, что я знаю о Китае и Японии гораздо больше их. И не решались делать мне замечания или давать указания, дабы не попасть впросак.
Помню, самым ответственным выступлением считался двухминутный комментарий в программе «Время», которую смотрела вся страна. Полагалось лично приходить с текстом к председателю Гостелерадио. Сергей Лапин обычно откладывал мои бумаги в сторону и говорил: «Тут мне учить тебя нечему. Расскажи-ка лучше, какую тесемку надо развязать у гейши, чтобы снять с нее кимоно?» Я охотно инструктировал его, и этим общение с начальством исчерпывалось. Напутствие Хафиза пошло мне на пользу.
Большинство иностранных туристов считают главной достопримечательностью Индии, ее самым известным историческим памятником Тадж-Махал. Но об особенностях индийского национального искусства нельзя судить лишь по мусульманской архитектуре Великих Моголов. Это искусство многолико. И самый верный ключ к пониманию его первоистоков дают, на мой взгляд, фрески пещер Аджанты и скальные храмы Эллоры.