Каленая соль

Поставленный перед воеводой воровской патриарх был растерян и жалок. Он покорно ждал своей участи, не надеясь на помилование. Слишком жестоко стрельцы расправились с пойманными тушинцами. Трупами был завален двор. И Филарет содрогался от жуткой мысли, что его тело будет захоронено вместе с ними, рядом с прахом проклятого Малюты Скуратова, когда-то погребенного тут.

– Чего возиться? – сказал Валуеву нетерпеливый десятник. – Пристукнем и дело с концом.

– Повезем в Москву, там бояре порешат, – рассудил осмотрительный Валуев.

Он был в духе, радуясь своему скорому успеху. День сиял вешней голубизной, на курившихся парком кровлях ворковали сизари, и воевода, весело щурясь, промолвил:

– Эк солнышко-то каково припекает, знатно на ростепель повернуло!..

6

По всему тушинскому пепелищу унылой нежитью слонялось десятка три бродяг в отрепьях. Вороша клюками и палками золу, словно палую листву в грибную пору, они наудачу искали поживу. Никто никому не препятствовал, друг друга опасливо сторонились, благо было где разминуться – места с избытком хватало всякому.

В мерклом, обезображенном черным горелым развалом просторе устаивалась мертвенная кладбищенская тишь. Из края в край тянуло острым запахом напитанной вешней сыростью гари. Скупыми посверками просекал предвечернюю сумеречь последний вьющийся снежок.

Боясь упустить случай, Федор с Семеном Хоненовы еще с рассвета подогнали сюда лошадь, запряженную в дровни. Тихона с братьями не было. Отосланный из Суздаля воеводой Просовецким присмотреть себе селеньице, он сгинул в безвестности. Не диво^ мужики отовсюду гнали и били смертным боем новоявленных, Садившихся им на шею поместников.

Уже вдосталь наполнились дровни разным железным ломом, что сгодится на продажу. Но Хоненовым было мало собранных в полусгоревших срубах сковород, рукомойников, замков, гнутых подсвечников, покоробленных иконных окладов. Они жаждали сокровищ. Ведь не единожды после пожаров схороны да погреба целехоньки оставались. И где не управлялся Федор с палкой, туда поспевал Семен с лопатой.

Неподалеку от усердливых братьев, пересекая им путь, похаживал невзрачный согбенный мужик; набивал всячиной суму. Братья с неприязнью взглядывали на тщедушного старателя: чего доброго, еще выхватит гожую кладь из-под рук. От Семена не укрылось, как мужик внезапно заозирался и что-то быстро сунул не в суму, а за пазуху. Верно, непроста находка. Семен тут же толкнул в бок Федора. Вдвоем они подались к мужику.

– Удачлив промысел? – с притворным благодушеством спросил его Федор.

– А вам пошто знать? – распрямил спину и настороженно покосился на братьев мужик. – Како тута промышление? Спло-шью горелыцина.

По затравленному беспокойному взгляду мужика Федор понял, что опасаться нечего, можно и напереть.

– В суме-то что?

– Гвоздье подбираю. Али скупить хотите?

Братья и впрямь смахивали на бывалых скупщиков в своих затасканных одеждах, которые словно были извлечены из сундуков людей разного чина и достались братьям по дешевке как старье за ненадобностью. На Федоре был истертый кафтан с облезлой меховой опушкой, на Семене – крытая тисненным бархатом ветхая шуба с отодранным воротом. Собираясь на пепелище, оделись они поплоше, чтоб не приманить грабителей.

– Было бы что скупать, – принялся водить за нос недоум-чивого мужика Федор. – Хламу-то и у нас лишку.

– Неотколь добыть уншего, – пригорюнился мужик. – Все в нуже. Без никоторой заступы брошены мы на погибель верную. Отовсель гонимы, повсель незванны. А и тех из нашего брата, у кого дворишки покуда целы, беда изводит, все выметы-ват подчистую. Сгинет пахотник – не станет и бархатника…

– Кажи-ка что в суме, – не вынес Федор занудного сето-ванья, на которое сам при нужде был горазд.

– Гляньте, – мужик покорно потянул за грязную лямку, передвинул суму на брюхо и отогнул холстину.

– А за пазуху то ли самое клал? – вдруг цапнул его за лыковый поясок изловчившийся Семен.

– Пусти, окаянный! – вырвался мужик, мигом смекнув, что шутки будут плохи. – Не пристало так-то, не по-людски. Есть ли кто на свете без обману?! И воля-то мне в неволю… Отступитеся от меня, не берите грех на душу. У вас пущай свое, а у меня свое!..

Перекрестившись и вогнув голову в плечи, он мелкой спо-тычливой трусцой припустился от братьев.

– Ага! Испужался! – -ликующе завопили они и кинулись вдогон. Неуклюжим и тучным, им было трудно угнаться за мужиком, и они едва бы настигли его, если бы тот не споткнулся о бревно и не упал.

– Не тоже плутовать с нами, – отпыхиваясь, сердито укорил его Федор. – Зело уж ты прыток. Беглый, чаю.

По облепленному.золой потному лицу мужика скользнула горькая усмешка, он вытянул из-за пазухи серебряное кадильце на цепочке, протянул -неотступчивым братьям.

– Берите, коль стыды нет.

– Поди у тебя есть! – вскричал Семен, с жадностью хватая добычу. – Церковну утварь крадешь, нечестивец!

Мужик поднял оброненную шапку и, не надевая, мрачно поплелся прочь.

– Суму тож оставь! – повелел Федор. В его окрепшем возбужденном голосе была нескрытая угроза.