Календарь Морзе

— Сейчас коряга проплывет, — пояснил рыбак. — Тогда заброшу. А то зацепится.

Из-за куста неторопливо выплыл кусок древесного ствола. С него пялилась бессмысленными выпученными глазами крупная лягушка. Подождав, пока корягу отнесет течением, рыбак забросил свою удочку. Самодельный поплавок из пробки и перышка постоял в темной воде пару секунд, дернулся раз, другой, и резко нырнул, уходя в сторону.

— А вот и он, — удовлетворенно сказал рыбак. — Всегда первым берет. Голодный!

Он ловко подсек деревянное гибкое удилище и в воздухе забился, извиваясь, крупный судак.

— Хорош, чертяка! Килограмма на полтора потянет, как ты думаешь?

Я пожал плечами — не рискну выступать за безмен.

Человек аккуратно снял рыбу, осмотрел пробитую крючком губу, удовлетворенно кивнул и бросил ее обратно в воду.

— Отпускаешь? — спросил я без удивления. Мне все казалось правильным.

— Если я не отпущу его сейчас, то как поймаю следующим утром? Некоторые поступки все-таки необратимы.

Рыбак вытащил из кармана брезентовой ветровки кусок серого хлеба, отщипнул кусочек мякоти и скатал в шарик. Он делал это большим и безымянным пальцами, движение беспалой кисти казалось каким-то причудливым ритуальным жестом. Коротко поплевав на хлебный катышек, он аккуратно заправил в него крючок и забросил удочку.

— Через пять минут клюнет карась, но сорвется, — сказал человек. — Придется заменить наживку, и тогда возьмет хороший, крупный голавль.

Я огляделся — никакого ведра или садка для рыбы на мостках не было.

— Тоже отпустишь?

— Конечно.

— И зачем тогда?

— Чтобы все шло, как идет.

— А если не отпустишь? Что будет?

— Что-то другое, — пожал плечами рыбак. — Или то же самое. Не хочу проверять.

Мы помолчали, глядя на поплавок. Тот был неподвижен, медленно дрейфуя по течению — видимо, пять минут еще не прошло.

— И зачем все это тогда? — спросил я.

Поплавок дернулся, рыбак резко подсек, рыба на секунду мелькнула в воздухе и с громким всплеском канула обратно. На леске заплясал пустой крючок.

— Сорвался, заррраза, надо же!

— На улице Рериха восемь есть детский хоспис, — неожиданно сказал он, скатывая новый хлебный шарик. — Там шестеро детей. Один из них должен был завтра умереть, но завтра не настало, и он жив.

Рыбак насадил хлеб на крючок и закинул удочку.

— К Елене Андреевне Пименовой — переулок Спокойствия, дом три — должен завтра вернуться из колонии муж. Она знает, что он изобьет ее за многочисленные измены, а может, даже убьет. Каждый вечер она молится Марии Магдалине — думает, что та поймет ее лучше, чем Богородица, — чтобы завтра не настало. К Сергею Ивановичу Сбруеву, — улица Воздухоплавателей, дом семь, квартира пятнадцать, — завтра должны прийти судебные приставы, чтобы описать и вывезти имущество, потому что он сильно задолжал по кредиту. Это очень унизительно и неприятно, и он очень надеется, что завтра не наступит. У Семена Семеновича Загоруйко, — исполнительного директора ювелирного магазина «Тиара», — завтра начинается ревизия, которая вскроет огромную недостачу. Семен Семеныч несдержан и невезуч в азартных играх, его хорошо знают в «Поручике», покрыть недостачу ему нечем. Владелец бизнеса — бывший бандит и не склонен прощать сотрудников, запускающих руку в его кошелек, поэтому Семен обоснованно опасается за свою жизнь и здоровье. Светлана Евгеньевна Бороденко, улица…

— Не надо, я понял, — перебил я его. — Жизнь говно, люди боятся будущего, все мы когда-нибудь сдохнем, некоторых даже будет жалко. А как быть с теми, кто не украл деньги и ждет расплаты, а заработал и ждет зарплаты? С детьми, которые не умирают от рака, а ждут Новый Год или, не знаю, День рождения? С теми, у кого куплены билеты в отпуск к морю? С офисными жопострадальцами, которые ждут пятницы, чтобы нажраться наконец? С ними-то что?

— Откуда мне знать? Я просто рыбак, — ответил человек спокойно. — Не шуми, рыбу распугаешь. Сейчас голавль клюнет… Ага, вот и он!

Удилище свистнуло, воздухе мелькнуло длинное обтекаемое тело рыбы, ловко ухваченное тремя пальцами покалеченной руки.

— Вот он ты, мой красавец! — удовлетворенно сказал рыбак, освобождая крючок. — Все, до вечера больше клева не будет.

Возвращаясь в палатку, я услышал всплеск — голавль, надо полагать, вернулся в родную среду. А что в губе дырка — ничего, вставит себе пирсинг. Будет самый модный голавль в речке, все голавлихи будут мечтать наметать от него икры. С этими мыслями я залез под спальник, обнял Анюту и заснул.

— Вставай, засоня! Кофе готов!

— Хмбрмпрнахрен… — ответил я содержательно Анюте, вытаскивающей меня за ногу из палатки.

Пахло дымом и завтраком. С трудом стряхивая мутную заспанность, я оглядел странную компанию, сидящую у костра, и сразу вспомнил…