Календарь Морзе (СИ)

Мне снилась большая комната с задрапированными темной тканью стенами. Посередине был круглый деревянный стол, на нем свечи в массивных подсвечниках, пыльные бутыли зеленого стекла, какие-то расписные кубки. Вокруг стола, на резных массивных стульях сидели люди. Я с удивлением узнал Кеширского, который внезапно был одет не как денди-метросексуал, а как настоящий реконструктор, в расшитый голубой кафтан, синие шелковые порты и алые сапоги с загнутыми острыми носами. На лице его, всегда безупречно выбритом, сейчас красовалась небольшая курчавая бородка, о кубок постукивали массивные перстни, но при этом на голове был разноцветный треххвостый шутовской колпак с бубенчиками. Рядом с ним, вальяжно раскинувшись, расположился председатель, имени которого я так и не запомнил — он косплеил купца первой гильдии начала двадцатого века. Прилизанная прическа, окладистая борода, сюртук с искрой, белая жилетка с золотой цепочкой часов, смазные сапоги — только по хитрому прищуру глаз и узнал. Третьим, в полупрофиль ко мне сидел незнакомый архиерей, в ниспадающем черном облачении с массивной драгоценной панагией и высоком клобуке с блестящим крестом. У него было неожиданно неприятное лицо с уродливым шрамом через левую щеку, который перекашивал рот в сардонической кривой ухмылке. Четвертый был ко мне спиной, и из-за высокой спинки стула я видел только рукав кожанки, да лампас галифе. Я смотрел на происходящее со стороны, как в кино, осознавая, что вижу сон, слегка удивляясь символизму происходящего и тому, как реальные люди наложились на реконструкторский контекст.

— Изловлен ли колдун? — спросил служитель культа носителя кожанки.

— Да, владыко, сейчас доставят, — голос был знакомый, но я не успел вспомнить, где его слышал. Хлопнула дверь и в комнату вошел генерал Петрищев, одетый в военную форму времен РККА. На синих кавалерийских петлицах его френча красовались два ромба. Генерал — или, если судить по петлицам, комдив, — вел, крепко держа за плечо, уродливого карлика в малиновой пиджачной паре, злое морщинистое лицо которого кривилось от боли, а руки были связаны за спиной. Спутать его с кем-то было бы сложно — передо мной был Апполион Адимус, учитель искусства реальности, которого я считал удравшим. Похоже, я ошибался, что подтвердил человек в кожанке:

— Вот он, владыко. Скрывался на квартире любовницы, привести ее?

— Да, не сочтите за труд.

— Комдив, прошу вас.

Петрищев кивнул, усадил карлика на стоящий в стороне стул, для чего его пришлось приподнять — коротенькие ножки теперь болтались, не доставая до пола, — и вышел.

— Кто ключ, ворожей поганый? — спросил священник строго. — Признайся, и будешь спасен.

— В жопу иди, поп, — гордо ответил Апполион. — Не ведаю я ваших ключей.

— Сгинешь ведь.

— Не посмеете. Я не знаю, кто, но умею искать. А вы и того не можете.

— Да не он это… — сказал вдруг Кеширский. — Не он…

— Молчи, скомороше, — оборвал его архиерей. — Ты и сам не без греха здесь. Кто колдуна во град привел, не ты ли?

— Ой, я вас умоляю! — отмахнулся Кешью. — Он потешный. И не он это, говорю вам. Куда ему…

Хлопнула дверь, и Петрищев, держа за голый локоть, завел в помещение Крыскину. Она была в короткой ночнушке и кружевном белье, на ногах — тапочки в виде зайчиков. Лицо ее казалось пустым и бессмысленным, как у куклы, стеклянные глаза смотрели сквозь собравшихся.

— Любовница его, — с удовлетворением сказал кожаный. — В шкафу у нее прятался, промежду белья, как моль.

— Ты ее разума лишил, колдун? — спросил священник.

— Вы так и не поняли, — мелким противным смехом засмеялся карлик. — Не было там никакого разума.

Неизвестным образом высвободив связанные за спиной руки, Апполион вдруг ткнул пальцем в мою сторону и заверещал:

— Он меня сдал, паскуда? Он?

Все обернулись ко мне, и я, как это бывает во сне, внезапно понял, что стою на полу в одних трусах, как заснул в палатке. Было неловко и странно.

— Что, Антон, не спится? — развернувшийся на стуле в мою сторону носитель кожанки оказался Александром Анатольевичем.

Я хотел ответить, что как раз сплю, но говорить почему-то не мог, только пожал плечами.

— Чужак… — неопределенным тоном сказал священник, — Зачем он?

— А куда его денешь? — ответил Вассагов.

— Эх, Антоша, вечно ты берегов не видишь! — укоризненно покачал головой Кеширский. Бубенчики на его шапке мелодично звякнули. — А ведь такой талантливый мальчик…

— Может его… Того-этого? — непонятно, но довольно зловеще спросил председатель. — Чего он везде лезет-то?

Вот сука! Попадись мне теперь…

— Он полезен, — возразил Александр Анатольевич. — Вот, подсказал, где колдуна искать… Правда, Антон?

Я по-прежнему не мог говорить, так что ничего и не ответил. Даже во сне я не испытывал большого желания быть полезным. Я вам не витаминный салат.

— Проснись, проснись, Антон! — я открыл глаза, но ничего не увидел. В палатке было темно, сильно пахло сладковатым дымом, а меня трясла за плечо Анюта. — Да проснись ты, мне страшно!

Она всхлипывала и дрожала, я на ощупь обнял ее за плечи и прижал к себе. Щеки ее были мокрыми от слез.