Читаем Календарная книга полностью

Впрочем, на это дело пришлось потратить гораздо больше времени. Когда минул месяц, Раевский совсем забыл о своей обязанности. Жизнь закрутила его своими заботами, как юлу. Более того, когда он вдруг обнаружил анонимное сообщение в почте, то удивился, что оно не стирается. Не стирались спаморезкой только правительственные сообщения, а тут аноним.

Он вспомнил давнюю программистскую страшилку про сайт без урла. Тот сайт, на который невозможно попасть, потому что у него нет адреса, а уж если попадёшь, невозможно выбраться. Но в сообщении была ссылка со словом «in memoriam», и он тут же вспомнил, что это означает. Посмертные распоряжения учителя.

Было утро воскресенья — чистое, промытое весенним дождем утро.

Но Раевский с тоской вспомнил про саженец на краю леса. Сто лет назад жили проще: едва отбежав от дома, человек норовил что-то написать на окружающем его мироздании. Пронзённое сердце на дереве в парке, «Астела и Висса были здесь», выстраданное «Хрен вам в грызло, дошли, победили!» — все это были естественные проявления человеческой природы. Затем потомки радостно приколачивали на доме мраморную доску «Здесь жил и от этого скончался».

Появились именные скамейки, и эта идея Раевскому нравилась. Раевский как-то летал на Север и попал в заброшенный монастырь. Там он видел дорожку, мощённую двести лет назад могильными плитами. Сперва он думал, что перед ним след утилитарной борьбы с религией, традиция прошлых веков, когда камень был в цене. Но нет, ему объяснили, что это обряд более древний. Небедные люди (у бедных дело обходилось скромными крестами) завещали положить свою плиту буквами наверх, и чем быстрее они сотрутся под чужими сапогами, тем лучше.

А когда они сотрутся совсем, то человек будет наверняка в раю — всяк человек грешен и по грехам своим умаляется, это путь покаяния, а покаяние ведет к спасению.

Потом Раевский узнал, что такое есть и в иных местах и восхитился. Ему понравилась не сама диковина, а дух времени, медленное исчезновение из мира.

В своих путешествиях, когда ещё находилось время на перемещения тела в пространстве, он то и дело добирался до обезлюдевших окраин Земли, обязательно заходя на пустынные, заросшие травой кладбища, где на крестах не было фамилий и имён. Родственники знали, а как они уехали или исчезли, и прах перешёл в ведение Бога. А мусульманские могилы были уставлены камнями, которые стояли криво, и даже если камень падал, его не выправляли, чтобы не потревожить мертвеца. Но такое можно увидеть только вдали от городов, в тех краях, откуда люди ушли век или два назад, собравшись в гигантских городах.


Раевский позавтракал, оттягивая неизбежное, но потом лёг и натянул на себя Шлем Ужаса, как его называл в своё время Виктор Петрович.

Вмешиваться в аккаунты позволяли только в строго разрешённых пределах. Всё то, что человек сочинял, снимал, писал и наговаривал в социальной сети, становилось собственностью Компании, и она решала, как распоряжаться этой посмертной плесенью. Все подписывали этот документ, а вернее, ставили галочку в квадратике «Согласен». Можно не читать длинный список условий, всё равно ты окажешься согласен. Можно быть несогласным, но тогда нужно отказаться от аккаунта, а значит, от общения с живыми людьми. Общественный институт распорядителей придавал человеческой жизни завершённость. Но максимум что им позволялось — информировать непосвящённых о смерти друга или родственника. Искусственный интеллект отчего-то считал, что живые уместнее для этой услуги.

Сперва Раевский пошёл на школьный сайт.

Там уже стояла скорбная галочка, и аватар Виктора Петровича пересекала в углу чёрная полоска. Несколько старух пролили скупую комментаторскую слезу.

Раевский побродил между фигур одноклассников и бездарно анимированной первой учительницы. Очевидно, что её образ склеен из плохо сделанных старых фотографий, теперь получивших объём — и довольно топорно. Понятно, что Виктор Петрович был школьником в доисторические времена, но эти старики могли бы не скупиться на графику.

Раевский сладострастно отчитал затесавшегося среди них рекламщика, пытавшегося продать мёртвому Виктору Петровичу спортивный тренажёр.

Затем распорядитель отправился туда, откуда и надо начинать, — на государственный портал. Он убедился, что и там всё уже сделано. Фотография. Даты жизни. Захоронение. Картинка захоронения (Шевеление листьев саженца, он даже почувствовал дуновение ветерка на опушке). Наконец код счёта, который можно пополнить, и у могилы будут появляться виртуальные цветы.

В прежние времена кое-кто пытался в завещании оговорить отсутствие рекламы в своём аккаунте. После знаменитого процесса «Стивенсон против Компании» жаловаться запретили. Проигравший Стивенсон, кстати, покончил с собой и после смерти вёл психотерапевтические беседы с подростками, ненавязчиво советуя антидепрессанты.

Оставшиеся среди живых продолжали общение с родными — за рекламу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза