Календарная книга

Теперь любовники лежали рядом в районном морге, и их обгоревшие головы скалились в облупленный потолок — её белыми, а его — золотыми зубами.

— Что с нами будет? — спросил печальный Гринблат.

— Да что с вами будет? Ничего с вами не будет. Только дело вы загубили. Нефтяник ваш после похорон выезжает в Западную Сибирь. Всего себя отдам работе и всё такое. Дело, понимаете…

— Но расчетное…

— Да плевать там хотели на ваши расчёты, и что не вы совершили ошибку. Этих-то, кто вспомнит, дело житейское. Тут нужно было изящнее, вас за тонкость ценили.

Папа хотел сказать «нас», но гордость ему не позволила. Фролов понял, что Папа сделал какую-то большую ставку, и ставка эта была бита.

— Там, — он сделал жест наверх, — не любят позора. Глупостей смешных там не любят.

Ничего с вами не будет, но мы выбрали кредит доверия.

В том, что вы не болтливы, я уверен, я-то вас давно знаю. Да только теперь никто к вам не прислушается.

Видно было, что Папа снова хотел сказать «к нам», но эти слова ему были поперек горла.

— И что теперь? Разгонят нас?

— Да зачем вас разгонять, играйтесь в свои кубики. Эх, чижика съели!

Папа посмотрел на стену, на которой замерли магнитики, да что там — замерло экономическое развитие страны.

— Я теперь не смогу им… Я уже ничего не могу им сказать про ваши дурацкие идеи. И про нефть.

Фролов слушал всё это, чувствуя, как его понемногу отпускает.

Он смотрел на стену с некоторым облегчением — пусть всё будет, как будет.

Страна получит нефть и газ, у нас через двадцать лет будет и нефть, и коммунизм.

Мы его купим. Или получим как-нибудь ещё — неважно, каким способом.

04 сентября 2022

Зеленая палочка (День рождения Толстого. 9 сентября )

Начиналось все хорошо, а вот потом вышло не очень.

Вышла в Сашиной жизни какая-то дрянь.

Теперь Саша смотрел в окно на площадь, которую заносило снегом.

Памятник Льву Толстому стоял на низком постаменте, оттого казалось, что босой человек стоит в снегу, переминаясь от холода.

Великий человек стоял посреди свежего снега, и его гранитная борода побелела. Казалось, что посреди площади стоит седой бородатый негр.

Саша уже час смотрел на темнеющий город.

Совершилось непоправимое, жизнь рушилась, и непонятно, как теперь обо всём рассказать маме.

Мама будет плакать, а это терпеть нет мочи. На его памяти мама плакала всего один раз, и это было страшно.

А начиналось всё прекрасно, потому что настоящая дружба всегда прекрасна. С первого класса, с возни в школьных коридорах, с драк на заднем дворе. Кузя не дрался, он был толст и неповоротлив, Лёвушка дрался нехотя, по необходимости, а вот в Саше горел жаркий огонь справедливости, вычитанный в книгах.

Они были из разных семей — Лёвушкин отец был крупным начальником, у Кузи родители работали в Купеческой гильдии, а Сашин отец занимался программным обеспечением для ракет в Войсках непротивления злу насилием. Но отец погиб на испытаниях два года назад, и даже могила его была символической. Вспоминать об этом Саша не любил, но помнил всегда.

Разница в достатке не мешала их дружбе.

Их было четверо — три мушкетера и Констанция. Констанцию звали Маша, а её отец был неприметным чиновником в Управлении дворянской геральдики.

Маша была друг, её не делили, а оберегали.

Но у Саши что-то сводило в груди, когда она входила в класс — похожая на белую яхту, которая… Впрочем, это он просто где-то вычитал и присвоил себе.

Именно Маша достала эти злополучные листки, напечатанные кем-то на допотопном принтере. Кажется, она нашла их на чердаке своей старой дачи — неизвестный родственник хранил их, как старинное оружие.

А может, то был не родственник, а случайный человек, спрятавший тонкую папку от обыска.

Они собрались у Саши и принялись читать запретное.

А теперь выяснилось, что кто-то донес, кто-то сообщил куда надо, и вот дружба рухнула, каждый был под подозрением — кроме Маши. Хотя и она… Она могла проговориться.

Листкам было лет двадцать — краска поплыла, видно, что на чердаке было сыро, и бумага сохранила всё — следы каких-то жучков, травинку, мертвого комара — и текст, написанный лет сто назад.

Саша представил себе это время — без принтеров и Сети, без самолетов и автомобилей, хотя нет, автомобили, кажется, уже были. Или даже самолеты? Неважно.

Важно то, что всегда, и тогда — тоже, был великий Толстой, который спас Россию во время Смуты.

Так то и называлось в школьных учебниках истории — Вторая Смута, оба слова с большой буквы.

Во время страшной войны, когда разваливалось все, он встал посреди хаоса и смертоубийства и остановил Гражданскую войну. Страшно было бы подумать, не окажись тогда Толстого, если бы он умер раньше — но тех семи лет хватило, чтобы Россия успокоилась.

Вокруг Толстого сплотились лучшие люди — и остановили насилие его именем.

Никто не смог сделать того — ни царь, ни Церковь, ни мутные революционеры (вопросы про них на экзамене всегда были самые неприятные — вокруг революционеров как бы клубилось облако недостаточного знания, да и сами они были облаком, состоявшим из недомолвок и слухов).