Петров отчего-то почувствовал себя тоскливо и одиноко.
Никто не тянул внутрь шара, но он сам вдруг почувствовал, что его место там.
Он нагнул голову и пролез внутрь.
Огромная сфера тут же отреагировала на его шаги, внутри шара дробно рассыпалось чавканье отмерзающей земли.
Петров несколько раз охнул и ухнул — но ничего не происходило, кроме, разумеется, затухания рубленых звуков.
«Вот как неловко, — подумал Петров. — Как я забыл… А ведь знал, что мало того, что жертва принесена, важно, чтобы она была принята».
И он, не теряя надежды, начал кружиться прямо в самой середине грязного круга, напевая:
Индрик-зверь (День защиты животных.
Сон, в котором вы видите, как убивают единорога или он умирает, предрекает несчастье и страдание по вине злых людей, живущих ради наживы, вы будете знать это и переживать, но исправить такое положение вам будет не под силу. Виновные будут наказаны, а спокойствие возобновится.
Единорога вывели из лесу поздним вечером. Деревенская дурочка, сидя под деревом, давно подманила его к себе и накинула на него уздечку, что дали ей городские.
Но вместо того, чтобы идти к дороге, она несколько часов сидела всё там же, ощущая тяжёлую голову на своих коленях. Она забыла и про обещанные конфеты, и про серёжки в картонной коробочке, что ждали её у дороги. И только когда стемнело, повела его за собой, сжимая уздечку в грязной руке.
Потом рука сжимала уже горсть конфет, а потом пальцы разжались — потому что один из городских, отступив на шаг, чтобы не запачкаться, аккуратно выстрелил ей в затылок.
Дурочка лежала, глядя открытыми глазами в жухлую октябрьскую траву, а единорога уже заводили в фургон.
Он шёл смирно, и вдруг застонал-запел, будто человек.
Но уже хлопнула дверь, фыркнул дизель, и фура стала выбираться с просёлка на широкую трассу.
Если во сне мимо вас проходит единорог, значит, в скором времени вас ждет удача, вам будет легко, как никогда, все бёудут называть это везением, но на самом деле ваше благополучие будет заслуженным, вы сами поймете, чем оно будет вызвано, за что даровано.
Знахарь проснулся, и резко поднялся на кровати. В доме стояла тишина. Ни ходики, ни холодильник не подавали признаков жизни. А к утробному рычанию старинного холодильника он привык, что-то в этом холодильнике было от домашнего зверя с сосиской внутри. Но то, что остановились ещё и часы, было совсем неприятно. Знахарь, мелко ступая по доскам пола, подошёл к окну. Сосны спокойно и недвижно чернели на фоне светлеющего неба, стена монастыря как обычно угадывалась в темноте — но что-то случилось в мире, стронулось с места, нарушилось равновесие.
И Знахарь, нашарив обрезанные валенки под кроватью, обулся и вышел, кутаясь в ватник. Он переступил порог как грань между ночью и поздним октябрьским утром. Знахарь спускался из скита по узкой тропинке, и чувствовал приближение гостей.
По дороге из города приближался нежданный гость. И это был друг, старый друг, но визит не был радостен — друга позвало в дорогу точно то же мрачное предчувствие, что разбудило и его, Знахаря.
Где-то по трассе нёсся лимузин — до него было ещё несколько километров, но Знахарь чувствовал, как машина приближается, как она сворачивает с окружной трассы на окружную дорогу, так называемую «бетонку», вот она едет медленнее…. Сам он шёл по тропинке к дороге, навстречу к гостям.
Длинная машина скоро появилась из-за поворота, и фары ударили Знахарю в глаза.
Секретарь выбежал из машины и открыл дверь.
Знахарь согнулся и залез внутрь. Там пахло пряным и восточным, в канделябрах на стенках метнулось пламя настоящих свечей.
— Ты не оставляешь своих привычек, chéri. Но я бы подпустил ещё ладана, — сейчас Знахарь в своём ватнике был похож на отца Сергия, беседующего с французскими путешественниками.
Старичок напротив расхохотался.