Календарная книга

В паузе ему принесли ещё кофе, теперь жидкого, как чай, но Сурганову было уже всё равно. Не прекращая говорить, он подумал, что справедливо его не кормили.

Связность речи наладилась, тем более, что нечто похожее он читал в юности в серии «Пламенные революционеры».

Вот гимназистка Дарья Болотина решает заколоть губернатора и для этой цели похищает старинный кинжал из лавки отца-антиквара. Она беспрепятственно входит в приёмную, но губернатор занят, а потом и вовсе ей говорят, что его не было с утра. Жертва случайна — какой-то старик в мундире, увешанный орденами, который, как потом оказалось, пришел хлопотать о пенсии за войну на Балканах. Его подслеповатая Дарья, которой запрещают носить очки, принимает за крупного чиновника.

Родители, чтобы спасти своё чадо, объявляют дочь умалишенной. Несколько лет она содержится в лечебнице, а потом уезжает за границу. Там она сходится со Степняком-Кравчинским (кинжал их сближает), потом следует странный союз с Этель Войнич (Сурганов был щедр на намёки, ничего, однако, не утверждая).

Вдруг что-то пошло не так, и он понял, что ему снова машут рукой. Оказывается, время, отпущенное на съемку, прошло, а он наговорил даже на две передачи.

К его удивлению, властной женщине его истории понравились, и она пожала ему руку на прощанье. Буфета Сурганов, впрочем, не нашёл, и сам удивился тому, как он выпал в черноту ночи, где сновали прохожие.

Продолжения не последовало. Однокурсница по телефону сообщила, что вопрос решается, а потом и вовсе перестала отвечать на звонки.

Прошёл ещё заснеженный женский праздник, миновали тёплые майские, и он забыл об этой истории.

Но летом у него раздался звонок. Спросонья он никак не мог понять, кто это звонит.

А это была женщина, судя по голосу совершенно сумасшедшая, и благодарила за рассказ о её родственнице. Тасовались имена вождей и какие-то неизвестные подробности.

— Как? — спросил он невпопад. — Вы — родственница Куйбышева?

— Нет, я внучка Доротеи Шванц. Сохранились ли у вас и её письма?

Тут он вспомнил всё, и горький вкус растворимого кофе снова возник у него во рту.

— Письма, — настойчиво повторила собеседница. — У вас должны быть её письма.

В ответ Сурганов начал натужно врать, что использовал иностранные источники. Он говорил о том, что эта история у нас была непопулярна, и он видел только воспоминания тех революционеров, что успели уехать из страны в начале двадцатых. «Я заметил, — думал Сурганов про себя, — что ссылка на иностранные источники — вежливый отказ. Никто не смотрит иностранных источников, никто не проверяет даже отечественных ссылок на архивы с этими глупыми номерами и сокращениями «л.», «об.», «оп.»… (Лист, оборот опись…)

Под благовидным предлогом он закончил разговор.

Но через месяц ему позвонила та самая однокурсница, которая так странно, вернее — обычно, пропала из его жизни. Она предложила ему работу.

Оказывается, что родственник выдуманной женщины — богатый человек решил написать историю своей семьи. Он переспросил и упомянул внучку. Нет, про внучку никто ничего не знал, это был просто дальний родственник Доротеи Шванц, человек небедный и готовый платить наличными. По всему выходило, что ему оказывают большую услугу, и он должен быть за это благодарен.

Сурганов почувствовал, что понемногу сходит с ума, и сначала решил, что это розыгрыш. Но в объявленный срок за ним приехала машина. Его отвезли в особняк с охраной, и в зале приемов секретарша поставила перед ним серебряный поднос с чашечкой прекрасного кофе.

Бодрый заказчик, с несколько раздавшейся вширь фигурой, был настроен чрезвычайно серьезно. Они договорились о цене (Сурганов сразу почувствовал, что продешевил), и он вернулся домой с пачкой денег. Расписки с него не взяли.

Разумеется, ни в какие архивы он не ходил, а в лучшем случае сверялся с календарем исторических событий по Википедии.

Понемногу Сурганова начал окружать странный морок. В его памяти всплыл роман одного итальянца в котором тайные общества, выдуманные друзьями героя, начинают сгущаться из мрака. Раньше это было смешно, но вот на практике было немного зябко. Неприятно, когда выдумка возникает рядом и дышит в ухо.

Сурганов начал писать книгу. На второй встрече с заказчиком пошёл разговор о том, что важнее и интереснее людям: фильм или книга.

— Если вы хотите поддерживать память людей о Доротее Шванц, лучше сделайте про неё сайт, — доверительно произнёс Сурганов, но сразу же понял, что сказал что-то не то. Впрочем, это не помешало делу.

Он писал быстро, отсылая главу за главой по указанному адресу.

С ним расплатились полностью, даже с некоторой премией.

Но в тот же день к нему в магазине, когда он уже звенел алкогольным стеклом в сумке, подошла сгорбленная старуха и с размаху отвесила ему пощёчину.

Прикосновение старушечьей лапки было невесомым, будто тополиный пух пролетел мимо щеки. Сурганов тупо уставился перед собой, а женщина, задыхаясь, зашептала: