Календарные обычаи и обряды народов Юго-Восточной Азии. Годовой цикл

В далеком прошлом подданные одного правителя решили приготовить в его честь необычный сюрприз: изготовить ракеты из бамбука, украсив их разноцветной бумагой, и начинить порохом. И там, где падали ракеты, вырастали горы, простирались равнины, появлялись колодцы и пещеры. Пестрые бумажные полоски, опускаясь на ветки деревьев, превращались в орхидеи. Так легенда объясняет, почему многие лао считают ракеты символами плодородия [Faure, 1956 (I), с. 957].

Бун банг фай как бы возвещает начало сезона дождей, а вместе с ним приближение посевной поры. Лаосский филолог П. Нгинн в беседе с автором высказал мнение, что этот праздник — не что иное, как обращение к Богу Неба (Панья Тхен) с просьбой даровать обильные дожди рисовым полям, способствуя тем самым плодородию земли и богатому урожаю [Косиков, 1975–1977].

И в наши дни Праздник ракет ежегодно притягивает множество народа и проходит с огромным успехом. Бун банг фай, соединяющий серьезность с шуткой, религиозное со светским, привлекает и суеверного, и балагура, склонного к весьма вольным шуткам и не скрывающего радости жизни.

Обычаи и обряды сезона дождей

С началом сезона дождей в жизни лаосского крестьянина начинается пора полевых работ. В старину в Лаосе широко отмечался Праздник первой борозды, которым руководил лично король. Этот праздник, с одной стороны, знаменовал собой начало сельскохозяйственных работ по всей стране, а с другой — его проведение было призвано еще раз подчеркнуть якобы существующие тесные связи между королевской семьей и могущественными потусторонними силами — защитниками лаосского государства. В прошлом считалось, что именно благодаря этим связям правитель страны будто бы мог влиять на многие события в жизни природы и людей.

Перед тем как высадить на поле рисовую рассаду, у лао издавна было принято устраивать церемонию кормления духа Та Хек (лиенг пхи Та Хек), алтарь которого возводился прямо в поле. С целью удовлетворения его требований духу вручались специальные приношения из клейкого (кхау ниау) и рассыпчатого (кхау тьау) риса, напоминавшие по форме рисовые колосья — символ изобилия. Когда пересаживали первые семь ростков риса, произносились специальные заклинания, в которых выражали надежды на то, что рис будет хорошо расти, урожай будет обильным, а его хозяин, кроме того, станет обладателем различных богатств (огромных гонгов, слитков золота, редкой породы слона) [Sinavong, 1963, с. 104].

Буддийский пост.

С полнолунием 8-го месяца наступал важный период для всех верующих — начало буддийского поста — Бун кхау пханса. В основе его лежит история о том, как в течение трехмесячного сезона дождей, когда нельзя было странствовать и проповедовать, Будда и его ученики находились на небесах Таватимсы, в царстве Индры. А поскольку во время сезона дождей повсюду зарождается жизнь и трудно передвигаться, не нарушая заповеди Будды: «Не погуби живое существо!», то на протяжении трех месяцев монахи не покидают территорию монастыря и должны обязательно присутствовать на общей исповеди.

Вот, например, как описывает А. Дедье эту исповедь: «Ни один монах не имел права отсутствовать. Освобождались от исповеди лишь пораженные душевной болезнью… При свете факела монахи устраивались на своих низких сиденьях. Ни миряне, ни послушники не могли присутствовать на ней, так как исповедь касалась только одних монахов.

Вначале настоятель монастыря обращался к членам сангхи со следующими словами: „О достопочтенные! Если кто согрешил, да покается… Трижды повторяю я вопрос, и тот монах, кто не сознается в содеянном, будет повинен во лжи. А ложь, о достопочтенные, со святой жизнью несовместима. Таковы слова Учителя“» [Deydier, 1952, с. 28].

Далее, в соответствии с «Патимокхой» (раздел «Винаяпитаки», содержащий 227 правил поведения для монахов), следовало перечисление различных проступков по степени убывания их тяжести: прелюбодеяние, в том числе с животным, воровство, преднамеренное и с корыстной целью убийство человека и т. д.

Когда этот длинный, разбитый на семь групп список проступков был наконец исчерпан вплоть до самых незначительных прегрешений, настоятель завершал исповедь следующими словами: «Я спрашиваю у достопочтенных, чисты ли они от этих грехов? И второй раз спрашиваю их: „Чисты ли вы?“ И в третий раз вопрошаю: „Чисты ли вы?“ Если все молчат, он заключает: „Я так понял, что чисты от грехов достопочтенные, ибо молчат они“» [Nginn, 1956 (I), с. 959–960].