Читаем Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Летне-осенние праздники полностью

Летне-осенний календарный цикл хозяйственных занятий начинался в июне с сенокоса, включал уборку урожая, подготовку пашни под посев озимых и заканчивался сбором винограда.

В это напряженное время людям было не до праздников, поэтому летне-осенний период календарного цикла беднее праздниками, чем зимний и весенний. Если летом не поработаешь, зимой будешь бедствовать: «Лето кормит, зима съедает» («Der Sommer ernährt, der Winter verzehrt»){403}.

О том, что весь этот цикл совпадает со временем уборочных работ, свидетельствуют и названия месяцев. Так, первый летний месяц — июнь — назывался в народе, помимо заимствованного из латинского Juni, также Heumonat (т. е. месяц сена), а иногда и Brachmonat, так как в это время производилась вспашка пара под озимые. Июль (Juli) также назывался Heumonat, хотя в это время в некоторых областях уже полным ходом шла уборка озимых зерновых. Август (August), в который заканчивалась уборка зерновых, назывался Erntemonat (т. е. месяц жатвы).

По народному календарю 24 августа, в день св. Бартоломея, начиналась осень (по официальному календарю 22 сентября), поэтому следующий за этим днем первый новый месяц — сентябрь (September) назывался Herbstmonat (осенний месяц). С завершением уборки зерновых уборочные работы отнюдь не заканчивались: убирали овощи, фрукты и, наконец, виноград, поэтому октябрь (Oktober) в народе называли Weinmonat (т. е. месяц винограда, вина). Ноябрь (November) — переходный месяц от осени к зиме, когда все работы в поле уже заканчивались, загоняли скот с пастбищ в стойла, в народе назывался туманным месяцем (Nebelmonat){404}, а в некоторых областях, где иногда в этот месяц еще вспахивали стерню под яровые, назывался Brachmonat{405}.

Самым большим праздником начала лета был день Иоганна Крестителя (24 июня). С этого времени начинались сенокос, созревание хлебов и подготовка пара под сев озимых. День Иоганна Крестителя по времени почти совпадает с днем летнего солнцестояния, с которым в прошлом было связано много обычаев и обрядов языческого происхождения, поэтому церковь и приспособила день Иоганна Крестителя к этому времени, стремясь вытеснить или изменить содержание языческих обрядов{406}.

Однако в связи с тем, что по более старому юлианскому календарю день солнцеворота приходился на 9 июня, то некоторые сходные обычаи и приметы относились к дням, предшествующим дню Иоганна. Так, считали, что «на Варнаву солнце от нас уходит, на Люцию снова к нам приближается» («Auf Barnabe die Sonne weicht, auf Lucia sie wieder zu uns schleicht»){407}. Полагали, что день Варнавы (11 июня) самый длинный; трава в этот день самая высокая; наступало время сенокоса: «Св. Варнава не забывай о серпе — самый длинный день и самая длинная трава» («St. Barnabas nimmer die Sichel vergass — hat den längsten Tag und das längste Gras»){408}.

Много сельскохозяйственных примет связано с днем св. Вита (hl. Veit) — 15 июня. Считали, что это наилучшее время для сева льна и ячменя:

Wer den Lein saet nach Vit,Geht der Saat quit,Wer ihn säet vor Medar  —Ist ein Narr.Кто сеет лен на Вита,У того семена взойдут,Кто его сеет до Медара  —Тот глупец{409}.

В этот же день немцы предпочитают сажать капусту. К этому времени все хлеба в цвету, и дождь теперь вреден для ячменя и овса. Это смена времени года. Отсюда изречение: «На святого Вита меняется время, и листья поворачиваются на другую сторону» («Sankt Veit ändert sich die Zeit, und die Blätter wenden sich auf die andere Seit»){410}.

До середины XIX в. в Швабии (в Бургау, Обермедингене и др.) вечером в день св. Вита зажигали костры, как и в иванову ночь. Девушки гадали о суженом; устраивались ярмарки. Часто же день св. Вита становился главным днем сбора хвороста для костров, зажигаемых в ночь накануне праздника Иоганна{411}. Главным элементом обрядности в иванов день, по мнению немецких этнографов А. Шпамера, Е. Ферле и некоторых других, были огни (Sonnwendfeuer){412}, пережиток древнего языческого обряда в период летнего солнцеворота. И церковь, и светские власти неоднократно запрещали костры, но тщетно. В средневековье костры на иванов день зажигали по всей Германии. И после Реформации в протестантских областях, например в Саксонии, ивановы костры жгли вплоть до конца XIX в.{413}

Однако со временем некоторые обычаи, связанные с этим днем, в частности огни, стали исчезать. К концу XIX в. граница между пасхальными огнями и огнем на иванов день проходила южнее Гарца и Гессена: на севере преобладали пасхальные огни, на юге — ивановские{414}. По материалам, собранным в 20-х годах XX в. для немецкого этнографического атласа, известно, что костры в иванову ночь жгли уже только на юге Германии (в Баварии){415}. В некоторых северных областях в иванову ночь зажигали свечи (как пережиток былых костров), а в городах их заменила иллюминация{416}.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное