Калевала

— Вот увидите, только ударю ногой — и сворочу Сампо! Войдя в гору, ударил Лемминкяйнен Сампо пяткой, но даже не шевельнулась на нем пестрая крышка. Тогда, уперев колено в землю, обхватил Ахти мельницу руками, но и тут не удалось ему сдвинуть Сампо — крепко держали его цепкие корни. На счастье пасся неподалеку могучий бык Похьолы с рогами в сажень и мордой в полторы сажени: захватив с поля плуг, привел того быка Лемминкяйнен в медную гору и, пройдясь вокруг изобильной мельницы, выпахал сошником все ее крепкие корни. Тут покачнулась на мельнице крышка, и тогда, взявшись дружно за тяжелое Сампо, вынесли герои Калевалы его из недр утеса и положили на дно лодки. Спустили мужи челн, груженный добычей, с катков в воду, взошли на него сами и, оттолкнувшись веслом от берега Похьолы, вывели лодку на широкую гладь.

— Куда отвезем мы Сампо? — спросил вещего старца Ильмаринен. — Где спрячем его от злобного народа Сариолы?

— Отвезем мы его на туманный остров, — ответил Вяйнемёйнен, — на спокойный клочок калевальской земли, который не посещал еще кровожадный меч. Пусть вовеки там пребудет счастье!

Сел песнопевец у руля и сказал крепкой лодке:

— Повернись к отчизне носом, к чужбине встань кормой и беги скорее вперед под гогот уключин!

Налегли на весла Ильмаринен с Лемминкяйненом, и помчался челн по равнинам чистых вод к дому. Легко в руках гребцов взмывали весла, быстро летела по волнам лодка, но вскоре скучно стало веселому Ахти.

— Сколько ни плавал я по морям, — сказал задорно Лемминкяйнен, — всегда так было: гребцы гребли, а искусные певцы пели. Теперь же не слышу я отчего-то в нашей лодке песни.

— Ни к чему нам сейчас песня, — ответил Вяйнемёйнен. — Заслушаются ею гребцы, и ленивыми станут их весла — так и пройдет в праздности золотой день, и тьма накроет море.

— Пой не пой, а все равно уйдет день и набежит на море ночной сумрак, — сказал беспечный Лемминкяйнен.

Два дня летела лодка по синему морю, два дня направлял ее верной рукой Вяйнемёйнен, а на третий не утерпел Кауко и спросил песнопевца:

— Отчего, лучший из мужей, не хочешь ты петь: ведь уже овладели мы Сампо и путь наш ведет нас к дому?

— Не время нам петь песни, — сказал разумно вещий старец, — не время еще торжествовать и праздновать победу — лишь тогда уместна будет песня, когда услышишь ты скрип своей калитки и увидишь двери дома.

— Будь я на твоем месте, запел бы я во всю глотку, — сказал веселый Лемминкяйнен. — Что ж, раз ты, искусный в песнопении, усладить нас не хочешь, тогда запою я свои неумелые песни.

Изготовился Ахти и заголосил что есть мочи грубым голосом — затряслась его борода, налилась кровью шея, и улетела песня, словно грохот горного обвала, над волнами за семь морей. В дальней дали сидел на сыром зеленом холме журавль, поджимал лапы и считал на них пальцы, но, услышав сиплый напев Лемминкяйнена, испугался не на шутку, поднялся в небо и с криком полетел на север. В Сариоле сел он на болото и с перепугу поднял такой шум, что пробудились негодные люди Похьолы от чар Вяйнемёйнена.

Проснулась хозяйка Похьолы, стряхнула с глаз дремоту и пошла проведать стада в хлеву и пересчитать зерно в амбаре, — но на месте оказались коровы и не убавилось зерна в сусеках. Тогда отправилась она с тревогой в сердце к медному утесу и увидела, что поломаны на засовах все замки, распахнуты ворота твердыни и похищено из недр скалы чудесное Сампо с пестрой крышкой. Затряслась от злобы старуха Лоухи — не желала она терять власть и славу, давшиеся ей через изобильную мельницу, — и обратилась к богатой туманом Терхенетар:

— Чадо мглы, тумана дева!
Сито частое возьми-ка,
Облако просей густое,
Ниспошли туманов мглистых
На хребет прозрачный моря,
Чтоб ни зги не видно было
Вяйнемёйнену в просторах,
Чтоб застрял Увантолайнен
Без пути на водных гладях!

Подумав, решила Лоухи, что мало будет напустить на похитителей туман, и стала заклинать дальше:

— Ику-Турсо, ужас моря!
Подними главу из бездны,
Калевы героев дерзких
Утопи в пучине темной —
Сампо же возьми из лодки
И верни в утес обратно!
Если толку не дождемся —
На тебя надежда, Укко,
Золотой мой повелитель,
Мой серебряный владыка!
Подними с постели бурю,
Пробуди ветра в просторах
На погибель калевальцам,
Чтоб не мог Увантолайнен
По желанью править лодкой!

Надышала дева тумана густую мглу на море, плотно застлала воздух, чтобы не мог Вяйнемёйнен понять, куда ему плыть средь широких вод. Простояв три дня и три ночи посреди морских потоков, не стерпел Вяйнемёйнен пустого ожидания и воскликнул: