Калевала

На крыльце своего дома сел вещий песнопевец на ступеньку, положил кантеле на колени и пробежал весело пальцами по струнам. Зазвенел березовый короб, закуковали кукушки, запел в струнах нежный девичий голос. Громче заиграл старец, и возликовали струны кантеле — вздрогнули горы, загрохотали скалы, треснули морские рифы, заходила волнами гладь моря, в лесу пустились в пляс сосны и заскакали на полянах пни. Как река, текли дивные звуки, и побросал свою работу весь народ Калевалы ради того, чтобы прийти к дому Вяйнемёйнена и насладиться его игрой. Сколько ни было там мужей, все сняли шапки, сколько ни было жен, все рукой подперли щеки, сколько ни было девиц, все прослезились, внимая чудным звукам кантеле. И сказали люди, словно были у них на всех одни уста:

— Никогда доселе не слыхали мы столь прекрасной игры.

Далеко окрест разнесся дивный звон струн, и никого не осталось в светлой Калевале, кто не пришел бы послушать ликование кантеле: все как есть лесные звери, подобрав когти, окружили вещего старца, на ветках у дома расселись птицы, поближе к берегам подплыли рыбы, и вылезли, извиваясь, из земли черви, чтобы насладиться искусством Вяйнемёйнена и вечной отрадой многострунного короба.

День и другой без отдыха играл рунопевец, и такова была сила чудных звуков, что если в доме старца звучало кантеле, то ходуном ходил сосновый пол, подпевали кровля, потолок и двери, плясала каменная печь, восторгались окна и радовались притолоки, а если шел он лесом, то кланялись ему ели и сосны, роняя к его ногам с веток шишки, веселились кусты, пригибались сучья и с любовью смотрели на него цветы и травы.

42. Хозяйка Похьолы насылает болезни на племя Калевы

Услышав о благоденствии Калевалы, полученном через осколки изобильного Сампо, которые выбросил на берег Вяйнёлы прибой, сильно позавидовала старуха Лоухи чужой радости и решила наслать гибель на людей, живущих в светлом краю, захотела лютыми болезнями извести весь род отважных детей Калевы.

На ту пору Ловиатар, слепая дочка Туонелы, что была противнее и гаже всех детей, рожденных Маной, — имела черный лик, волосатую кожу и предавалась с наслаждением тысяче пороков, — постелила себе ложе в дурном месте — на тропе гнилого ветра. Продул ветер глупой деве лоно и наполнил бременем чрево, так что пришлось ей со скорбью девять месяцев носить свою полноту. А в начале десятого месяца сделалась утроба черноликой Ловиатар твердой и изнурили ее сильные боли, но все равно никак не могла она избыть тяжесть чрева. Ходила непотребная блудница с места на место, забиралась на скалы и спускалась в ущелья, плутала в зыбучих болотах и погружалась в бурную речную пену, но нигде не могла скинуть порождение гнилого ветра — никак не наступали роды. Принялось тогда реветь от боли скверное отродье Маны: не знала Ловиатар, куда ей деваться и где искать помощи, чтобы освободить лоно от своих созревших детей. Услышав вой черноликой блудницы, решил помочь Ловиатар холодный вихрь, которому знакомы были все дурные дела на свете, — сказал он ей, чтобы шла она рожать в угрюмую Похьолу, ибо там ее поджидают и нерожденным детям ее придумали уже забаву.

Отправилось исчадье Туонелы в Сариолу. Там встретила блудницу редкозубая хозяйка Похьолы и повела рожать в баню. Нагнав в бане жару, приступила старуха Лоухи к заговору:

— Дева старшая творенья,
Что красу вместила мира,
С золотым сияньем в лике,
Первая из всех рожденных!
В воду ты войди по пояс,
От налима слизь возьми там
И ерша слюну густую —
Ими ты помажь девице
Кости чресел, кожу бедер
И уйми ей боли в лоне,
Помоги в жестоких родах.
Если справиться не сможешь,
То придет на помощь Укко,
Облака водящий в небе!
Укко, я к тебе взываю!
Поспеши, уйми страданья —
Посохом в златой оправе
Сокруши столбы у входа,
Отвори замочек тайный,
Чтоб наружу вышел узник,
Будь великий он иль малый!

И выпустила дрянная девица Туонелы полноту своей утробы. Родилось у нее в ту летнюю ночь в натопленной бане Похьолы девять сыновей, и дала им Ловиатар при рождении прозвища по делам, к которым каждый был склонен: одного назвала раной, другого — колотьем, ломотой — третьего, четвертого нарекла сухоткой, пятого — водянкой, коростой прозвала шестого, язвой — седьмого, восьмого — чумной заразою, а девятый, что родился позже прочих, остался без имени — его послала мать заклинателем на воду, чтобы сеял он в сердцах зависть.